Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
трясясь от вливающегося в кровь адреналина. Кадры как скальпелем врезались в мозг и оставались там навсегда, яркие и неспособные потускнеть.
— Где вы? — зашипела снова рация.
— Мы у располаги, сразу по дороге направо!
— Принято.
Доложились. Нужно продолжать, потому что я каждую секунду лишаюсь шансов на выживание.
— Обезбол! Обезбол. Скоро начнется. — Я с ужасом ждал этого момента, когда я все-таки почувствую и пойму произошедшее. Меня пугали даже не инвалидность, не возможная смерть, которая сейчас нависла надо мной как никогда близко, но боль — боль сейчас настигнет меня и станет сводить с ума, ломать и пытать. Агония еще не пришла, но она уже на подходе, она даст о себе знать в любой момент.
— Сначала кровь остановим, сейчас, сейчас. У тебя все нормально, слышишь, все нормально!
Мы столько раз тренировались накладывать жгуты, что, когда до этого все-таки дошло, Гиннес не подкачал — лежа приподнял обрубок моей ноги, от которого я все время пытался отвести глаза, и начал быстрыми движениями заматывать мое бедро резиновой оранжевой лентой, сдавливающей остатки штанов, кожу и плоть, не давая крови из артерий разбрызгаться по песку и глине проселочной дороги.
Я в это время пытался нащупать в нагрудной аптечке «Промедол», и, достав его, отдал напарнику. Игла вошла мне в плечо, но ее я тоже не почувствовал — видимо, адреналин забивал вообще все чувства организма, уберегая мое сознание от болевого шока, вполне способного стать смертельным. Что я ожидал от обезбола? Меня предупреждали, что наркотический и подучетный «боевой тюбик» на самом деле не снимает боль, он просто не дает боли тебя убить. Но во мне теплилась надежда, что с этим уколом мне будет как-то легче, что меня коснется легкая опиоидная волна, замутняющая сознание и позволяющая отвлечься от боли, которая скоро голодной крысой начнет терзать разум и нервную систему.
Повернув голову, я попытался сосредоточить поплывшее зрение на приближающихся людях в камуфляже. Это были свои, я узнавал грузную фигуру ротного, и в тот момент понял, что еще ничего не кончилось — мы все можем превратиться в фарш за доли секунды, потому что прямо на нас угрюмо смотрела небольшая и аккуратная направленная мина МОН-50.
— Там монка, осторожнее… — захрипел я, пытаясь привлечь внимание идущих.
— Там монка! — заорал Гиннес.
Да, подорваться на двух минах сразу — это, конечно, глупо, но весьма обыденно. Такие случаи нередки, потому что привести в действие сразу несколько смертельных машинок, находясь на минном поле, — дело нехитрое, и много усилий для этого прикладывать совершенно не нужно.
Как затем описывал эту ситуацию мой второй номер, он посмотрел на надпись «К врагу», большими буквами отпечатанную на зеленой стенке мины, и спустя несколько секунд с ужасом осознал, что враг — это, собственно, он, и мина в любой момент готова рассыпаться десятками осколков именно в его сторону.
— На что она поставлена? На растяжку? — донесся голос командира.
— Не знаю, — прохрипел я.
Но уже неважно. Несколько рук приподнимали меня вверх, а значит, в одну сторону мимо мины они уже прошли. Небо будто бы стало немного ближе, чуть закачалось, и скорбная процессия торопливо потащила меня вдоль дороги, мимо смотрящей на нас МОН-50, сулящей уничтожить все на расстоянии пятидесяти метров от себя, перебить артерии, порвать кожу, раздробить кости и покрошить на лоскуты мясо. На такие же лоскуты, которые сейчас остались у меня вместо правой ноги, только сразу всех, кто меня сейчас тащил, а это были Гиннес, ротный и еще несколько бойцов, лица которых я тогда не смог запомнить. Боль начинала понемногу затуманивать разум, хотя вспышками, пробелами, я еще мог принимать решения и осуществлять какие-либо действия.
Меня с трудом оторвали от земли, послышался окрик: «Сними его автомат»! — а я понял, что мне пора избавляться от амуниции. Пальцы нащупали защелку на левом плече бронежилета, нажали на нее с двух сторон, после чего я рванул липучую застежку на животе — и добавлявший мне лишние килограммы бронежилет упал на проселочную дорогу. Еще один щелчок — и на землю скатился варбелт с гранатами, полными магазинами патронов, красными очками Rayban, что так шли к черной каске и бороде, телефоном.
Стоп, телефон. В голове начали проступать мысли о том, что же я буду делать дальше. В голове начал проступать образ той, кого мне так хотелось увидеть в последние несколько месяцев — моей жены. Мне нужно будет с ней связаться. Мы скоро увидимся, обязательно увидимся, но для этого нужно с ней связаться. Мне нужен гребаный телефон, что остался в варбелте.
Тем временем меня положили на землю, а я начал глазами искать свой второй номер, который был где-то неподалеку.
— Гиннес, мой телефон… Гиннес, у меня в варбелте телефон! — хрипел я, чуть приподнимаясь на локте.
Он понимающе кивнул и исчез куда-то, а я опять откинулся на спину. Ждать. Сейчас остается только ждать и терпеть. Дальше обязательно будет лучше, когда-нибудь обязательно будет лучше.
— Муха, где носилки? — задал откуда-то сверху ротный вопрос нашему медику.
— В машине остались…
В ответ послышалось нечто нецензурное, после чего командир сказал остальным бойцам отнести меня внутрь дома, из которого я еще совсем недавно изучал решетку. Через нее же я теперь смотрел на синее небо, понемногу корчась от боли, и начинал осознавать, что жизнь уже прежней не будет. Она разломилась напополам именно в тот момент, когда я коснулся подошвой прикопанной под землей ПМН-2, черный крест на ней немного сместился, а сто грамм смешанного с тротилом гексогена воспламенились, высвобождая боль и ужас.
Но надо мной появилось лицо Гиннеса, и он протянул мне смартфон. Тогда мне внезапно показалось, что я выглядел, наверное, очень тупо — человек без ноги обеспокоен своим смартфоном, но с другой стороны, было плевать. С одной стороны, он стоит семьдесят тысяч. С другой — без него совершенно непонятно, как мне удастся увидеть единственного человека, способного облегчить последствия от всего произошедшего. Которая сейчас не знает, что меня ждет, которая ждет меня любым. Хотя любым ли?
От осознания чувства собственной беспомощности в данной ситуации крутило еще больше, чем от подступившего болевого шока. А что будет? Со мной что будет? С ней?
— Гиннес, у меня пятка на месте?
— Что?
— Пятка, пятка, я говорю. Пятка на месте у меня?
— На месте, на месте. У тебя все на месте! Все хорошо!
— Да… — я очень хотел заматериться, а затем подумал, что это крайне наивная и какая-то детская ложь человеку, получившему тяжелое ранение, пыталась быть ложью во
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
