закусками: домашний хумус, традиционное для этих мест пюре из нута и еще одно, из копченых баклажанов с кунжутной пастой, мутабаль. Лейла готовила такие же с тетей в Ливане, поэтому радовалась теперь домашним угощениям больше всех. Были еще жареные шарики из зеленых бобов и нута, фалафель, маленькие овалы куриной печени в гранатовом соусе, другие, пока незнакомые местные закуски и горячие лепешки. Когда друзья и наелись, и наулыбались вдоволь, старики, опять через Ханну, предложили им отдохнуть в доме перед ужином, а лучше остаться у них на ночь. Но и Лейла, и Давид не сговариваясь ответили подруге, что уже и так задержались, что теплота и гостеприимство теперь смущают даже. Ханна кивнула, мол, она согласна, сказала что-то на арабском хозяевам дома, а Лейла с Давидом, повторяя за ней, улыбались и прижимали руки к сердцу.
После затяжного обеда всех троих клонило в сон. Они вышли обратно в лабиринты улочек пряного и уже не душного города. До заката оставалось несколько часов, друзья гуляли по закоулкам, стараясь надышаться предвечерним морским воздухом, общением и смехом. Ближе к закату они спустились вниз и сели на пластмассовые стулья кафешки почти у моря. Еще чуть-чуть, и самые сильные волны легко дотянулись бы до их ног. Есть совсем не хотелось, и они наливали в маленькие чашечки арабский кофе из поданного железного кувшина, пробовали свежевыжатые соки и сладкую, еще теплую пахлаву.
Цвет моря постепенно становился все более строгим, насыщался синим, потом фиолетовым. Солнце опускалось ниже и из спелого мандарина быстро превращалось в налитый бордовым гранат, разливало в желтое небо свою красноту и сладость. Потемнело, вода стала уже серо-черной, с яркой лунной дорожкой посередине, по такой действительно хотелось пойти. Ханна сказала, что отдохнула и можно ехать, они поднялись по одной из улочек, нашли оставленную рядом с церковью машину и двинулись в Хайфу.
* * *
Через несколько дней после поездки в Яффо Лейла заглянула в «Мадинат» – пообедать и почитать очередную книгу из домашней библиотеки. Это был один из отелей Ахмеда, и на входе она вспомнила, что хотела заехать или позвонить, поблагодарить его за радушный прием у родителей, но каждый раз забывала. Ничем особенно не занимаясь, целыми днями она вязла в бытовых вопросах, прогулках и чтении книг.
Толстой, Достоевский, Пастернак – других знакомых русских имен на обложках она не нашла, а незнакомых авторов читать не хотела, потому что не понимала, всамделишные они писатели или рождены искажениями ее мозга. Да и классиков приходилось читать теперь в переводе и не самые известные их романы. Пастернак, похоже, искал себя в жанре альтернативной истории. Судя по предисловию к нынешней книге, он раскрывал историческую травму русской монархии, ставшей конституционной. И все это через метания главного персонажа между первой любовью, свободной Россией и рациональной, глубоко им уважаемой супругой, олицетворяющей парламентскую монархию.
Лейла читала все классические произведения в основном в сокращении, еще учась в российской школе, но такого не помнила. Теперь же появилось много времени, чтобы восполнить пробелы, углубить связи со страной и культурой, которые она считала своими.
Заказав любимую черную треску, Лейла раскрыла книгу. Уютная получалась картинка. С тоской подумала про смартфон: запечатлеть бы момент сейчас. Чуть поодаль увидела Ахмеда в темном деловом костюме и высокой круглой красной шапочке, похожей на турецкую. Он как раз прощался с кем-то в таком же головном уборе: пожимал руку, одновременно соприкасаясь щеками. Лейла встала из-за столика и пошла в его сторону, улыбкой ловя взгляд.
Ахмед обрадованно замахал. Она замерла недалеко, поняла вдруг, что не знает, как лучше здороваться на работе с палестинцем: все же местные арабы донельзя консервативны, особенно во всем, что касается общения мужчин и женщин. Палестинцев в этом Вавилоне было не так уж много, и Лейла с ними почти не встречалась. Возникла небольшая заминка, и Ахмед сам наклонился к ней, причмокнул щека в щеку на европейский манер. «А вот русские именно за рубежом всегда целуются три раза», – подумалось Лейле.
Ахмед не был занят в ближайшие полчаса и предложил вместе пообедать, хотя заказал себе только кофе и десерт. Он и Лейле советовал попробовать крем-брюле из верблюжьего молока от их шеф-повара.
– Ахмед, огромное спасибо ванс мо, твои родители так душевно приняли нас! Никогда не видела, как живут палестинцы. Было так интересно!
– Это вам с Ханной и Давидом спасибо, для родителей ваш визит – большая честь. Я тоже рад, что вы заехали. – Ахмед светился. – Наш дом всегда открыт, это обыкновенное ближневосточное гостеприимство.
– Вы просто замечательные, – храбрилась Лейла, было неловко говорить с Ахмедом в торжественном отельном холле, когда тот был в национальной одежде.
– Посмотри вокруг, сколько разных лиц ты увидишь. Наша земля щедро принимает и примиряет всех: английских и оттоманских эмигрантов, арабских и еврейских торговцев со всей Аравии, достойнейших европейцев и африканцев, приезжающих за здоровьем и долголетием, паломников самых разных религий. Наш дом открыт для всех. – Ахмед говорил очень складно.
Лейла прониклась его наивной речью. Несмотря на патетику, он звучал искренне.
– В самом деле, так здорово встретить такие принятие и терпимость, эмейзинг. Я слышала, лайк … в некоторых странах Европы думают и ведут себя эм-м … совсем по-другому, – Лейла перестала улыбаться, вспомнив сцену с концерта в Милане, когда дирижер попросил всех евреев выйти, – так это все может быть некрасиво … и даже пугать …
– Будет тебе, не стоит расстраиваться из-за того, что происходит далеко и не с нами. Хотя, соглашусь, до власти в той части света дорвались отъявленные националисты. Кроме Английского Союза, разумеется, там своя история. Ты бы вспомнила еще Америку и СС.
– Лайк что? СС? – Две последние буквы зашипели, забились у Лейлы на языке.
– Южные Штаты, или South States, SS. Говорят, в той части света до сих пор творится какая-то фантасмагория вроде рабства.
– Эм-м … лайк … это в Америке, что ли? Рабство?
– Хорошо, это все же не рабство. То, что рабовладение тормозит экономическое развитие, поняли теперь даже там, – Ахмед стал говорить быстрей и немного громче, – но что они творят с черным и индейским населением! Говорят, те могут проживать только на огороженных территориях и, чтобы перейти от одного подобного гетто к другому, нужно проходить досмотр на военных блокпостах. Эти особые территории патрулируются военной полицией, а их жителей унижают и избивают. При этом все экономические ресурсы и возможности для работы – в эсэсовских городах, и черным с индейцами волей-неволей приходится играть по этим нелепым правилам, получать пропуска
