– В убийстве госпожи Хендерсон путем удушения, которое произошло неподалеку от Балларата в ночь на двадцать первое июня тысяча девятьсот двадцать восьмого года, – сказал полицейский.
Аластер Томпсон рассмеялся.
– Тогда вам нужен кто-то другой. Я могу сказать вам, где я был в ночь на двадцать первое июня тысяча девятьсот двадцать восьмого года.
– Что ж, рад, что вы наконец на это решились.
– Я был в городской каталажке, – усмехнулся Томпсон. – За пьяный дебош. На следующее утро мне пришлось выложить пять шиллингов. Можно сказать, дешево отделался. Да вы спросите дежурного.
Вот это сюрприз! Но детектив-инспектор Робинсон сохранял присущее ему самообладание.
– Зарегистрируйте его, дежурный, – распорядился он.
Молодого человека усадили на стул, сфотографировали, вынули шнурки из ботинок, забрали галстук и подтяжки. Он и глазом не успел моргнуть, как оказался в милой тихой камере.
– Проявите снимки и отправьте сверить по регистрационной книге, – велел детектив-инспектор. Низший чин унес фотокамеру и бросился через улицу к караулке, где потребовал журнал регистрации за 21 июня.
– Не могу я тебе его дать, – огрызнулся сержант. – Мы там ведем текущие записи, так что он мне самому нужен. Скажи Джеку Робинсону, пусть сам придет и все проверит на месте. Что у вас там стряслось?
– Подозреваемый в убийстве утверждает, что был арестован в ту самую ночь, – выпалил курсант. – Он с меня шкуру сдерет, если я приду без журнала. Имейте сочувствие!
– Можешь скопировать страницу, – смилостивился сержант. – А заодно отметь имена полицейских, дежуривших в ту ночь. Кто там был? – Он неуклюже перегнулся через кафедру. – Ага. Сержант Томас и констебль Хоторн. Можешь переговорить с Хоторном, если нужно, а вот с Томасом – нет, он в отпуске.
– А когда вернется? – поинтересовался курсант, яростно водя подтекающим пером по оборотной стороне заключения о взятии под стражу. – Это перо никуда не годится, сержант, черт бы его побрал!
– Он в Райе, у него медовый месяц, – отвечал сержант с нехорошей ухмылочкой. – И адреса не оставил. Так-то, сынок, бери констебля Хоторна. Хоторн! – проорал он.
Слабый голос отозвался эхом откуда-то из камер:
– Да, сержант.
– Сходи через дорогу, посмотри, не сможешь ли ты опознать одного арестованного у Джека Робинсона. И не торопись возвращаться. Пообедай заодно.
– Но, сержант, еще только пол-одиннадцатого.
– Так позавтракай тогда, – отрезал сержант, и курсант повлек констебля Хоторна через Рассел-стрит в кабинет детектива-инспектора, размахивая на ходу бланком заключения о взятии под стражу, чтобы чернила поскорее высохли.
Курсант украдкой бросил взгляд на Хоторна: высокий – выше ста восьмидесяти сантиметров, бледный, с отсутствующим видом. Рот он по большей части держал открытым, а взгляд был унылым и несфокусированным, раньше курсант замечал такой только у овец.
Хоторн вкрадчиво (голос его был мягкий как масло) спросил:
– А что стряслось, парень?
– У детектива-инспектора есть подозреваемый по делу об убийстве на поезде в Балларат, который утверждает, что в ту самую ночь сидел у вас в кутузке.
– И он хочет, чтобы я опознал его?
– Так точно, сэр.
– Ага, – пробормотал высоченный констебль и поплелся за курсантом в кабинет Робинсона.
Копию записи в регистрационном журнале положили Робинсону на стол, и он нетерпеливо просмотрел ее.
– Ну-ка сам прочти это, парень, – накинулся он на курсанта.
Тот прочитал:
– Джон Смит, перекресток Элдемер, четырнадцать, Брайтон.
– Он наш старинный клиент… его в самом деле зовут Джон Смит, но никто ему никогда не верит, он даже метрику с собой носит. Говорит, что никогда не простит этого своему папаше… нет, это не он. Продолжайте.
– Джон Смит, Билдингз, Сент-Килда Ист.
– А вот этого я не знаю. А ты помнишь этого Джона Смита, Хоторн?
– Так точно, сэр. Он вроде как… поменьше будет… блондинчик такой с э-э-э… голубыми глазами, думаю так, сэр.
– А опознать его сможешь?
– Так точно, сэр, – сказал Хоторн. – Думаю, смогу.
Детектив-инспектор Робинсон хмыкнул, поднялся и пригласил полицейских пройти в камеры. Когда он открывал засов, в дверном окошке показалось чье-то негодующее лицо.
– Посмотри-ка, сынок. Это тот самый человек?
– Ну да, сэр, – подтвердил Хоторн радостно.
Робинсон, сжав зубы, велел освободить подозреваемого.
– Я не хотел никому говорить, что напился, вот и назвал вымышленное имя. Полагаю, это частенько случается. Теперь я могу идти? – спросил Аластер с холодной вежливостью.
– Можете быть свободны, но помните, что вы под следствием. Вы не имеете права покидать пределы штата и менять адрес, не поставив нас об этом в известность. Вам понятно?
– Понятно, – сказал Аластер, обнажая в улыбке все зубы. Он повернулся и вышел из полицейского участка.
Детектив-инспектор поднял трубку и попросил соединить его с мисс Фишер.
– Ничего страшного, хотя это, конечно, отчасти ставит под сомнение мою версию, – заявила Фрина, когда разгневанный полицейский наконец ей дозвонился. – А вы сверили его почерк? Он ведь должен был подписаться. И вполне ли вы доверяете этому вашему полицейскому?
– Нет, мисс, не вполне. Парень – сущий остолоп. Но опознание есть опознание.
– А кого-то другого не было?
– Был, да он взял отпуск на медовый месяц. Я не могу его вернуть.
– Нет, но вы могли бы послать ему фотографию, правда?
– Да. Я сделаю это. И на вашем месте я бы держался подальше от этого Аластера, мисс Фишер.
– Ну, за меня не беспокойтесь, – решительно заявила Фрина, – займитесь лучше фотографией. До встречи, – добавила она и повесила трубку.
Курсант был весьма удивлен тем, что детектив-инспектор способен так долго чертыхаться и при этом ни разу не повториться.
Годы спустя Берт рассказывал, что завтрак у мисс Гей был самым гадким воспоминанием его жизни.
– Не просто бедным, приятель, – пояснял он, – а прямо-таки скуднее некуда. Черт возьми, этак и уморить голодом можно!
Стол, как и накануне, был заставлен разнородной посудой и приборами, а господину Генри Бартону была поставлена особая тарелка.
Постояльцы уселись голодным кружком вокруг миски с отвратительной кашей: жидкой как канцелярский клей, подгорелой и комковатой. Господин Генри Бартон елейным голосом прочел молитву. Берт отказался от жуткого варева, но другие накинулись на него с жадностью. Господин Бартон отдавал должное свежим горячим булочкам – только что из печи – с вишневым джемом и маслом. Возле него стоял кофейник со свежезаваренным кофе.
