бьёт пролетающая над вагоном ветка, я чуть отвлекаюсь и…
Вжух!
Щеку обжигает боль. Только в последний момент я успеваю чуть отдёрнуть голову и кончик пропарывает щёку, а не бьёт в центр лица.
— Стоп! — тут же кричит Бельский. — Остановитесь!
Годунов подскакивает ко мне, а я слышу едва различимый шепот:
— Господин, прошу прощения. Я загляделся на ваш бой.
Я поджал губы. Тычимба подвёл меня. Останется без авокадо!
Мог бы и отвести ветку, но вот получилось так, как получилось…
— Ничего страшного, — говорю я Годунову, когда он осматривает рану на моей щеке. — Всего лишь царапина.
— Но… может… — неуверенно отвечает Борис.
— Не может, — мотаю я головой в ответ. — Мы продолжаем бой!
Не хватало ещё, чтобы из-за какой-то царапины Романов одержал верх! Да я в худших ситуациях не сдавался, а тут…
Романов давит лёгкую улыбку на лице, но видно по подёргивающимся губам, что рад моей ошибке. Ну что же, надо будет эту улыбку стереть с его лица. Не стоит хаму оставаться безнаказанным!
— К оружию! — скомандовал Бельский.
Царапина не мешала поднять шпагу и снова коснуться кончиком оружия Романова. Она вообще не доставляла особых проблем. Саднила и ладно. Потом можно будет заняться ей, а сейчас…
— Вперёд!
Снова сталь начала перекрывать вой ветра. Звон раздавался во время ударов и парирования. Протяжный скрип сопровождал движение лезвия по лезвию. Свист рассекаемого воздуха вплетается в общую какофонию. Кроссовки тоже пытаются издать звуки, двигаясь по нагретой крыше, но кто их будет слушать?
Романов идет в атаку. Он явно доволен своей выучкой — ведь он смог ранить ведаря!
Я блокирую и ухожу в глухую оборону, выжидая нужный момент, чтобы одним ударом завершить этот бой. Удар должен быть филигранным, чтобы последствия не вызвали вражду рода Романовых по отношению к третьему царскому сыну. Но и такой, чтобы прервать дуэль.
Пока что я скольжу по нагретому металлу, отражаю удары, отхожу и жду.
Сталь звенит, острие проносится в нескольких сантиметрах от левого уха. Я блокирую и отступаю, потом блокирую и делаю шаг вперёд. Плечом бью противника в грудь и откидываю его назад.
Своевременно, так как последующее отступление швырнуло бы меня в пространство между вагонами. Я даже увидел краем глаза, как внизу шпалы резво убегали под вагон.
— Господа, вы ещё можете остановиться! — слышится голос Годунова.
— Я пока ещё не получил сатисфакцию! — отвечает Романов. — Но господин Рюрикович может сдаться и признать своё поражение в любую минуту!
Ага, щас! Только шнурки поглажу!
Я успел увидеть, что при нападении Романов чуть отводит руку вправо, излишне открывая свой бок. В принципе, при достаточной быстроте и сноровке туда можно было бы зарядить хорошую тычку локтём, но это было бы подло, а я не хочу становиться таким на соревновании за честь.
Но вот воспользоваться подобной ошибкой для остановки дуэли шпагой вполне подходит для моего мироощущения. В конце концов меня тут и убить могут!
Теперь осталось только дождаться нужного момента. Ждать его пришлось недолго. Романов снова атакует, делает выпад и…
Я прижимаюсь к крыше вагона почти вплотную. Моя шпага молнией пролетает вперёд и легонько вспарывает ткань рукава Романова. Он вскрикивает, бьёт сверху вниз, но…
Рука уже не повинуется в той мере, чтобы нанести хороший удар. Я легко отвожу его лезвием своей шпаги, а ставшая бессильной кисть Романова выпускает оружие. Если бы не нога Годунова, наступившая на эфес в последний момент — улетела бы шпага в придорожную канаву. Ищи её потом…
Романов от болевого шока падает на одно колено, пытается удержаться, выставив руки, но повреждённая кисть подводит и в этот раз. Он заваливается на бок и едва не падает вниз, но в этот момент я делаю рывок и оказываюсь возле катящегося тела, придержав падение.
— Остановить дуэль! — запоздало кричит Бельский.
— Да и так уже остановили, — бурчу я в ответ и протягиваю руку, чтобы помочь встать Романову.
По рукаву повреждённой руки расплывается алое пятно. Красное на белом… Капли падают на разогретую крышу вагона, разбиваясь о металл. Рана не опасная, но шпагу Романов удержать уже не сможет.
Он замечает мою руку, но не подает вида. Встает и быстро протягивает кисть на осмотр Годунову. Когда тот хочет расстегнуть рукав, то отдергивает руку со словами:
— Там всё нормально!
— Нужно осмотреть вашу рану! — проговорил Борис.
— Я же сказал — там всё нормально! — чуть ли не прорычал Романов и посмотрел на Бельского. — Ты видел, что он использовал живицу?
— Ничего подобного не было! Всё было по честному! Дайте же мне осмотреть вашу рану! — продолжил настаивать на своём Годунов.
— Я говорю о той скорости, с которой он ко мне приблизился. Это не просто прыжок. Он использовал живицу! — почти что прокричал Романов.
— Ну да, использовал. Но лишь для того, чтобы вы не упали! — процедил я в ответ. — Иначе бы вы рухнули вниз, а мне этого не хотелось…
Романов в очередной раз отдернул руку от Годунова и показал увесистый кулак:
— Ещё раз взбрыкнёшь — по хлебалу заряжу. Всё со мной нормально! Я могу продолжать бой! Дай мою шпагу!
Годунов поджал губы. Оно и понятно — он-то хотел как лучше, а получилось как всегда. Борис с сомнением посмотрел на меня. Я усмехнулся в ответ:
— Отдай ему шпагу.
— Но…
— Борис, не нужно пререкаться, — покачал я головой, а после подмигнул. — Отдай ему шпагу!
Годунов протянул шпагу Романову. Тот схватил её, но удержать не смог. Шпага звякнула, ударившись о крышу вагона. Я отсалютовал, показывая, что бой закончен. Тогда Романов перехватил эфес левой рукой и попытался атаковать, но…
Его умение фехтовать правой рукой не шло ни в какое сравнение с умением левой. Я легко отбил выпад и приставил кончик шпаги к горлу боярского сына:
— Дуэль закончена! Не заставляйте меня ломать вашу шпагу, сударь!
— Вы нарушили правила! — прохрипел Романов. — В договоре было чётко сказано, что живицу не использовать!
— В дуэли живицу я и не использовал! — покачал я головой. — Я сделал это только чтобы вы не рухнули вниз!
— Но сделали! Дуэль не закончилась, а вы воспользовались живицей! Это бесчестно, сударь! — прокричал Романов.
Я усмехнулся в ответ. Аристократы редко когда признают свои ошибки, зато всегда стремятся заметить чужие. А тут ещё мы столкнулись с тем неблагодарным субъектом, который не умеет сдаваться.
Разговаривать с ним было бесполезно, поэтому я взглянул на Бельского:
— Дуэль закончена?
Тот замешкался с ответом. С одной стороны он видел, что я сделал рывок из человеколюбия, с другой стороны ему не хотелось ссориться со
