от неожиданно тесных объятий, благополучно расцепились и в глубоком, задумчивом молчании двинули к железной двери. Выбрали ее наобум, вставили ключ. Замок поддался, громко щелкнул. Из-за стены крикнули:
– У нас всё открылось!
Видимо, всё – это дверь, а не второе дыхание.
Вшестером мы оказались в просторной ледяной комнате, окутанной ставшим привычным мраком. Ведьмин огонь, заставлявший фигуры сокамерников отбрасывать длинные кривые тени, держал хмурый Бади. Девчонки жались к нему, словно котята, и диковато озирались по сторонам. Тильда воинственно стискивала руками упомянутую палку, больше всего напоминавшую отломанную прямоугольную ножку стула.
– Почему Ботаник на полусогнутых? – только и спросила она.
– Скрутило, – буркнул Илай и в сердцах высказался: – Мозг скрутило!
– В темноте кто-то есть. – Шустренько проталкиваясь между нами, Ботаник прислонился к стеночке и выставил вперед мерцающий минерал, надеясь тусклым светом разогнать густую темень. На каменной кладке возле его головы блеснула литера из старомагического алфавита.
– Вы видели? – оживился Илай.
– Это ребус! – выдвинула я предположение. – Надо осмотреть стены…
Вдвоем мы носились туда-сюда по комнате, выхватывая бледными кляксами света то один клок стены, то другой. Пару минут последив за нашими бестолковыми метаниями, в гробовом молчании Бади забрал камни. Он расставил руки и принялся изображать фонарный столб, умевший перемещаться по короткому приказу. Шаг влево, шаг вправо, посвети здесь, посвети там… пошел к демонам, принцесса, я первая попросила!
Остальные развили бурную деятельность. Марлис, растоптавшая мел, захлебывалась в отчаянных попытках запомнить названные литеры, рисовала их пальцем на пыльном полу, но страшно путалась в написании. Я краем глаза подсмотрела в каракули… надеюсь, что мы сможем опознать неразборчивые символы. Проклятие! Надеюсь, что она сама сумеет их разобрать!
Тильда тыкала палкой в камни, как указкой, с умным видом поддакивала, однако не назвала ни одной литеры верно. Не понимаю, как она вообще окончила школу! Старомагический язык обязательно сдавали на финальных испытаниях в выпускном классе.
– Очкастая, признайся, отец подкупил наставников на экзамене? – не удержался от конструктивной критики Илай, словно прочтя мои собственные мысли.
– Сам ты очкастый! – разозлилась Тильда исключительно на обидное прозвище и прошипела: – Очкастый кобр!
– Кобр? – хмыкнул тот. – Зато не мышь.
– Форстад! – рявкнула я. – Притворись на пять минут немым!
– Иначе я тебя палкой ткну! – немедленно поддакнула Матильда. – Она мне не зря дана!
– Тогда вы лишитесь единственного соображающего парня, – высокомерно отозвался он.
Молчун Бади жестами умел показать больше, чем иные белобрысые придурки – голосом. Не произнося ни слова, он многозначительно повернул весь свет в мою сторону. Окунувшись в темноту, сноб был вынужден оговориться:
– Джер, старик, не принимай на свой счет.
Но – и я поверить не могу, что говорю это, – он был прав: ничего толкового ждать от нашего умника не приходилось. Если бы Ботаник взял себя в руки, то в два счета разгадал анаграмму и не позволил нам чувствовать себя полными кретинами, не способными справиться с детской загадкой. Впрочем, буду честной… Он всенепременно заставил бы нас почувствовать себя кретинами и даже пару раз пафосно об этом объявил бы. Да наплевать! Зато мы не потеряли бы драгоценное время. Но Флемму было не до глупостей, знаете ли. В гармонии с инстинктом самосохранения он пытался уцелеть в темноте.
Ребусы, загадки и прочие мелочи жизни, не относящиеся к выживанию, его волновали меньше, чем выдуманная страшная рожа. Умник жался к стене, пугливо озирался, высматривая чудовищ, и маленькими шажками перемещался за бледными пятнами ведьминого огня. Только остатки гордости не позволяли ему испуганно прилипнуть к Бади, умеющему одним ударом уложить на лопатки даже магистра Гарифа (это вовсе не фигура речи, собственными глазами видела, как тот кувыркнулся на спину во время дополнительной тренировки по боевой магии).
От поиска меня отвлекли мягким прикосновением: кто-то осторожно дотронулся до плеча.
– Форстад, имей совесть! – Сбросила нахальную руку. – Хорош меня лапать!
– Эден, у тебя кукушка сдохла? – любезно поинтересовался Илай. Он стоял в двух шагах и просто физически не мог потискать меня со спины…
Знаете, вплоть до этой минуты я не понимала выражение «на затылке зашевелились волосы». Считала его бессмысленным и очень глупым, но вдруг ощутила, как от суеверного страха волосы зашевелились не только на затылке, но даже на макушке и на висках. Сама того не осознавая, я нервно дернула косу, проверяя, не поднялась ли та задорным рогом над головой, и невольно попятилась поближе к свету, в смысле к Бади. С ними обоими поспокойнее будет.
– А я-то считал, что галлюцинации не передаются по воздуху, – поцокал языком Илай и тут же серьезным тоном велел Ботанику: – Не дыши на меня, иначе заразишь.
– Свали за грань, придурок! – в один голос буркнули мы с Флеммом. Потрясающее единение мыслей и талантов!
После некоторых препирательств с горем пополам мы отгадали анаграмму. Она сложилась в простейшее заклятие для отпирания замков из курса общей магии, такие называли «магией емкого слова». В нашем случае это было слово «отопрись» на старомагическом.
– И куда это надо написать? – нахмурилась я.
Как ни странно, секрет разгадал Ботаник. Его голова вообще оказалась ужасно полезной, но не в том смысле, в каком должна была бы. Сначала мы по ней определили, что стена изукрашена литерами, а тут – Флемм услышал какой-то шорох и стукнулся затылком о кладку. Кирпичик, помеченный символом, с неприятным грохотом утоп в стене. Ойкнув, парень отскочил на шаг, а кирпич вернулся на место.
Переглянувшись, мы начали нажимать на камни, литера за литерой. Сначала хаотично, потом пораскинули мозгами (те из нас, кто знал старомагический и не страдал от приступа страха) и начали сдвигать камни согласно заклятию. Последний символ находился так высоко, что его мог достать только Бади, встав на цыпочки. Он сунул минералы в руки Тильды и, потянувшись, ударил кулаком по кирпичу. Секундой позже с грохотом отъехала часть стены, в узкой полоске чернел провал в неизвестность.
– Это еще не все? – в ужасе пробормотал Флемминг.
– Не дрейфь, Ботаник! Мы почти вышли! – Судя по голосу, настроение у Илая улучшилось.
Тильда вернула здоровяку один минерал, но лишь для того, чтобы прихватить длинную палку. Шеренгой мы двинули в новую комнату.
– Почему я иду последним, если мне страшнее всех?! – провыл Ботаник и шустренько переместился вперед, растолкав нас локтями. Тут он осознал, что возглавил нестройную процессию, свет остался за спиной, а впереди поджидала густая, пугающая до икоты темнота.
– Почему я иду самым первым, если мне страшнее всех?!
Впрочем, он проглотил претензии, как только к потолку вознесся истеричный, полный ужаса вопль Тильды, горделиво держащей над головой один из минералов:
– Меня кто-то за
