пониманием дебютов оппонентами, в несколько ходов получая преимущество позиции.
— Да вы Буонапартий, молодой человек! — всплестнул руками генерал. — Воюете против всех правил! Вы только полюбуйтесь, господа! — указал он на доску, где готовящаяся им атака Македонского при Арбеллах (не знаю как назвать позицию при которой игрок старается сосредоточить на фланге все четыре лёгкие фигуры друг за другом) отменилась по причине мата королю.
— Отчего же Буонапартий? — притворно насупился я. — Разве не Александр Васильевич говорил, что кто удивил, тот и победил?
— Василич? Это да, говорил. — закивал старичок. — Помню, помню как под Туртукаем его головушку спасал. А вы его ученик? Саша больше шашки любил. Шахматы не жаловал, засыпал под них. Вот Михайло Ларионович любил посидеть, подумать.
— Каждому — своё.
— Он философ, господа, — со смехом вмешался Пушкин, — то есть способен рассуждать о сути бытия на трезвую голову. На пьяную и вовсе не остановить.
— Что же вы, и с государем…хмм…философии дозволяете? — поинтересовался долговязый господин с лорнетом, галломан по покрою одежды.
— Отчего бы и нет? Государь наш батюшка, не философии не любит, а слов пустых. Если же по делу — выслушает.
Старичка сменил следующий оппонент, за ним возникла заминка. Желающих оказалось разом трое, включая австрийского посла, супруга которого доселе не удосужила меня и взглядом. Чувствуя себя в ударе, я предложил играть одновременно со всеми. Господа согласились, хотя было опасение, что воспримут как оскорбление. К счастью, шахматы воспринимались как игра «легкая», несерьёзная, не то что карточный «фараон» (вот и где логика, спрашивается?), немного цирковая.
В игре на трех досках одновременно я просел, но всё-таки решительный перевес в теории и практике сыграл свою роль. Три игры — три победы. Господа зааплодировали. Было бы чему — только один (австрияк, муж Долли) использовал защиту Филидора, популярную в то время (так было написано в моих учебниках, а на деле не подтвердилось), двое других делали нечто, чего я не понял вовсе.
Затем мне поднесли «кубок виктории» — развеселились господа. Зтем генерал предложил выпить на брудершафт, предупредив, что пить надо всерьёз, а остальное «понарошку». Затем Безобразов, будь он неладен, вздумал испытать меня на «офицерский дух», как он выразился. Испытание заключалась в десяти стопках шампанского (отчего-то небольшой бокал данного напитка звался стопкой), которые нужно было выпить подряд и выглядеть молодцом. Выпил. Выглядел. Вино, кстати, теперь проверяли наливая кому-то из дворни. Признаюсь — обалдел, а им ничего. Нормально. Испытуемые пьют с удовольствием. Ещё один кирпичик в стену разницы поколений.
— Из уважения ко мне вы могли бы и не обыгрывать моего мужа, — отчётливо помню слова Долли над ухом, — а вы даже не утрудили себя задуматься.
— Ты мне ответишь и за это, нехристь. — прошипел Безобразов, на что я закивал головой и икнул громче приличного.
— Степан Афанасиевич, — узнал я голос Пушкина, — быть может вам отойти на время и воспользоваться методом древних римлян, изобретынным ими на случай потребления избытка неразбавленного вина?
— Степан Афанасиевич! — обратилась ко мне старшая из сестёр барыни, похорошевшая буквально на глазах, став вдруг настоящей красавицей. — Согласитесь, что на свете нет людей прекраснее наших государя и государыни?
Я молча подтвердил, что да, нету.
— Как вы должно быть счастливы быть обласканым милостью этих великих людей! На вашем месте, мне кажется, я бы умерла от счастья.
«Напьёшься — будешь», — сообразил я не произнести вслух. Всё-таки они меня подпоили, и подсказка Александра показалась вполне здравой идеей. Собравшись с силами, я оглядел место действия. Часть мужчин удалилась в курительную, то есть кабинет хозяина, дамы кучковались в одном им известном порядке, лакеи быстро меняли сервировку столов, готовя их к чаю. Одних самоваров поставили четыре штуки. Или шесть. В животе закрутило, непривычен я к шампанскому настолько. Это господа его способны дуть как воду, хоть вёдрами, меня мутило. Пробравшись к лестнице, я спустился вниз, планируя выйти во внутренний дворик, но ноги сами отнесли к парадной. Здесь всё и случилось.
«Слуги уберут, холопья», — цеплялся за спасительную мысль, дабы не помереть от стыда. Чьи-то сапоги подверглись внезапному нападению, их следовало отмыть. «Откуда здесь сапоги? И почему они двигаются? В них что — ноги?»
— Экий неловкий ты, братец. — чей-то очень знакомый голос прогремел сверху.
— Что же ты так напился? — продолжил он же, поняв, что отвечать я не в состоянии. Как и разогнуться.
Странное дело, но легче не становилось. Наоборот, остатки сил покидали меня. Больше всего хотелось прилечь, свернуться калачиком и уснуть.
— Эк ты притомился, братец. А ну, хватай его и неси в экипаж. Доставить до дома. — голос звучал все дальше и тише. Я отключился.
Теперь, сидя за собственным столом, я понял, что чего-то упустил. Выпив графин воды, стал вспоминать что возможно. Выходило не очень. Чьи-то шаги за дверью, стук и появившееся из-под двери письмо ввергли в испуг. Осторожно подняв его и развернув, я узнал руку Александра.
«Степушка, сын Афанасия и внук самого Никиты!
Вовремя же ты удрал! По-английски, как говорят, будь с этим осторожнее. Молодец! Не знаю, расстроит тебя или нет, но государь о тебе спрашивал. Да-да, представь себе, что стоило тебе покинуть корабль, как на борт его взошел сам император всероссийский! Частным образом, без придворного этикета. Один, с адьютантом. Впечатление государь произвёл громадное, особенно на своячениц. Натурально попадали в обморок. Мужская часть смотрела как мыши забравшиеся в кладовку куда заявился кот. Уважил нас царь-батюшка, иных слов нету. Недолго пробыл, но сейчас только о том и говорят. Наши друзья министры удостоились выражения монаршей милости в виде приподнятых бровей. Вот где ты был, а? Как сейчас вижу — замерло всё! Долли не растерялась, надо признать, за что и любима. Заговорила государя, дав время опомниться. О тебе спрашивал, куда, мол, Степана подевали? Так тебя и след простыл. Сказал, что ты дивить его грозился, да не с того начал. Про что это он, не знаешь? Ну ладно, бывай, знаю, что пустяки тебя не отвлекают, стало быть дело какое. Но — жду, обсудить кое-что надо».
К концу чтения я заметил, что взмок. Стало понятно чьи сапоги мне встретились на жизненном пути в неподходящий момент. Ох. Трудно быть царем, приходишь так в гости, а тебе…
Вызвав лакея, я приказал подготовить мне ванную. Идти в баньку представлялось опасным, да и долгим. Пока было время, успел написать пару писем. Первое — государыне, полное сожалений и извинений за невозможность ответить на последнее приглашение по причине дел государственных. Уверен, она спросит у мужа, что за дела у
