меня дорого…
Десяток отборных яиц можно за двадцать копеек купить. Это если поторговаться. Так — двадцать пять просят. Опять же — тут имеется монетка в двадцать пять копеек. Серебряная. С портретом Николая Александровича. Вон такая у меня сейчас в кармане имеется. Одна тысяча восемьсот девяносто шестого года. Двадцать копеек — без портрета императора, а двадцать пять — уже с портретом. Как пятьдесят копеек и рубль. Это, если серебряные брать.
Никогда я раньше не думал, что вот так буду каждую копеечку считать. Даже самые мелкие монетки в пол и четверть копейки считать-пересчитывать. Перед тем, как купить что-то, я тут три раза в затылке чешу.
Кстати, помидоры тут очень дорогие — восемнадцать копеек за фунт. Я помидоры очень люблю, и это меня очень огорчает.
Надзиратели у нас в отделении часто про зарплаты говорят. Свои, понятное дело, ругают. Многие рабочим завидуют. Квалифицированным. Токарям там, слесарям. Тем в месяц до восьмидесяти рублей платят.
Самим им что мешает обучиться токарному или слесарному делу? Руки не из того места растут? Мозгов не хватает?
С золотыми фигурками зверей надо скорее в столицу подаваться. Ходил я здесь к ювелиру. Ничего хорошего из этого не вышло. Нос воротит. Говорит, что золото низкопробное, вообще какие-то копейки предлагает. Над моими словами о том, что это исторически-культурная ценность — только посмеялся. Ещё и полицией припугнул. Знаем мы, мол, таких, промышляют копанием древних курганов…
Не точно так сказал, но по смыслу так. Другими только словами. Я быстро от него ноги и сделал.
Сижу я так, про то да сё рассуждаю. Надзираю за Агапитом. Сегодня мы с ним опять дрова колем. Вчера — воду возили. Позавчера — тоже.
Я у старшего надзирателя на такие работы и прошусь. В отделении очень уж запах плохой, да и обстановка тяжелая. Тут психически больных и не лечат почти. Так, только призревают. Трудотерапия и водные процедуры — вот почти и всё. Это — тихим. Кто буйный, тех в смирительный камзол…
Больные у нас в отделении из разряда неопрятных. Так их тут называют.
Лучше уж за водой ездить или с Агапитом дрова колоть.
Я в последнее время иногда колун у него забираю и сам по чурочкам потюкиваю. Даже стало это у меня получаться.
Сегодня вот только что-то меня после обеда всё в сон клонит. Просто на ходу засыпаю.
Я уже даже беспокоиться начал. Не заболел ли чем? В отделении больные наши часто болеют. Мрут как мухи. Заразу, какую от них и прихватил?
Глаза слипались, как их клеем намазали. Я закурил. Вроде немного легче стало, а потом снова в сон потянуло.
Так бы и лёг.
Калачиком свернулся…
Не. Всё. Надо Агапита в отделение отвести и покемарить. Забиться где-то в уголок…
Глава 41 Тайна Агапита
Агапит сегодня как-то особенно разохотился дрова колоть. Еле я его и остановил.
— Всё. Всё, пошли. Хватит.
Эти слова Агапиту можно говорить. Они его из смирёного состояния не выводят.
Так-то он мужик почти нормальный. Себя обслуживает. Работник хороший. Что ему скажешь — всё делает. Правда, только простые работы. В деревне даже семьей жил, бабу, детишек имел.
Но.
Была с ним одна заковыка.
Временами на него находило.
Как бес, какой в него вселялся. Нет, не бес, а древний воин.
Тут уж — разбегайся народ. Кто успеет.
Если в этот момент у Агапита в руках ничего не было, это полбеды. На кулачках всю деревню побьет и всё. Потом постепенно успокоится.
Если же палка у него окажется…
Он её, в зависимости от длины, в разных ипостасях начинает использовать. Короткую — как меч, длинную — как копьё. Причем — весьма мастерски. Тут уж — спасайся, кто может. Кто не спрятался — долго потом отлёживается, ушибы в бане отпаривает.
Как-то он дома в деревне дрова колол и в этого самого древнего воина перевоплотился. Так вот, во владении топором Агапит тоже большим специалистом оказался. Не он, а тот воин, что в него вселялся.
Орал ещё Агапит в этих ситуациях что-то непонятное. Никто этого языка не знал. Даже батюшка, не говоря уж про учителя из земской школы.
После этого самого случая его в Вятку и увезли. В больницу. Как душевнобольного и опасного для окружающих. Так сельский сход решил.
Сбрасывало Агапита не на пустом месте. Должен был кто-то перед этим особое сочетание звуков произнести. Понятно — случайно. Это заметили. Врачи в психиатрическом отделении подтвердили — да, описано в литературе такое… На случае Агапита публикация даже была сделана в уважаемом отечественном медицинском журнале. За рубежом её перепечатали.
Так вот, слово это было строго-настрого произносить запрещено. Да, девяносто девять процентов вятчан его и не знали. Случайно похожее сказать получалось, просто близкое по звучанию.
А, без этих звуков, Агапит — смирёный. Как мне и старший надзиратель сказал.
Кстати, слово, это мне на ушко тоже шепнули. С целью, чтобы я что-то такое по незнанию не ляпнул.
По большому секрету могу сказать, что иногда это слово у нас в отделении произносили. Многие надзиратели и прочая больничная прислуга тут же, на территории психиатрического заведения проживали. От скуки тайно нехорошо развлекались. Бои ночью устраивали. Один боец был постоянный — Агапит. Противников ему из других отделений подбирали. Было из кого. От душевных болезней в губернской больнице постоянно не одна сотня пациентов на излечении была. Плюс алкоголики. Белочка к ним придёт — их сюда же госпитализировали.
Так вот, Агапита уже многие годы никто победить не мог. Понятно, что бои устраивали без оружия, на кулачках и ногами. Всегда верх одерживал Агапит.
Его, пока смиреного, из отделения выводили. Так, чтобы дежурный ординатор и фельдшеры не видели. Руки ему за спиной связывали. Ну, чтобы случайно не схватил железину какую. Перед выбранным противником ставили и словечко заветное шептали. Затем прошептавший в сторону быстро отскакивал.
Тут и начинал Агапит, кого напротив себя видел, ногами мутузить. Рук и ему не надо было. Так справлялся.
Иногда быстро побеждал, а временами побоища эти и долго длились. Как-то с одним огроменным вотяком чуть не пять минут ему возиться пришлось.
Зевая во весь рот, чуть нижнюю челюсть не вывихивая, я подвёл Агапита к сестре милосердия.
— Акулина, принимай пациента. Сдаю в целости и сохранности. Руки и ноги после колки дров в полном комплекте…
Та только высокомерно головой кивнула. Ишь, какой-то младший надзиратель с ней шутить задумал…
Сестра милосердия — большой
