терпение…
Люди, по которым скучаешь?.. Ты сама-то себя слышишь?! Дожила…
Ей следует смириться с реальностью: Лео где-то там, далеко, и только воспоминание о паре серых глаз тревожит ее время от времени, причиняя боль. Смутная мечта, не более того. Такие грезы лелеешь, зная, что им не суждено сбыться. Никогда. А ведь она и Лео каждый день встречаются на WhatsApp, делятся информацией, шутят. И всегда здороваются и прощаются. Что это значит?
Ничего. Он проявляет вежливость. Не возбуждайся и не питай ненужных надежд.
Лоррен почистила зубы, наклонившись над раковиной, чтобы не забрызгаться пастой. Подал голос телефон, она бросила щетку, забыла сплюнуть пасту, засуетилась, подбежала, взглянула на номер и чуть не подпрыгнула. Это Он!
Лео: Думаю, пора выбираться из пещеры и идти на праздник. Избегай крепких напитков.
Лоррен улыбнулась.
Лео намекал на второй акт их первой встречи, когда она здорово набралась…
Жизнь снова улыбалась ей. Она посмотрелась в зеркало, нашла свое отражение сносным, схватила сумку и выбежала, глупо улыбаясь… Или счастливо.
– Как в Штатах называют умного человека? – спросил Поль-Анри Саломе, не обращаясь ни к кому конкретно. – Не знаете? Его называют туристом! Наша дорогая Лоррен скоро засверкает, как тысячеваттная лампа, среди тысяч светил Манхэттена. Здоровье Лоррен! Удачи, милая!
Смех. Восклицания. Все поднимают бокалы с шампанским. 23:00, 24 декабря 2019 года, улица Ле-Тасс.
По случаю праздника ее крестный облачился в пиджак в крупную темно-синюю клетку с жилетом в тон, белую рубашку и экстравагантный галстук горчичного цвета в цветочек. Золотая цепочка соединялась с брошью, приколотой к карману на груди. Поль-Анри Саломе любил находиться в центре всеобщего внимания.
Улыбающийся Димитри послал сестре насмешливый взгляд сообщника по детским шалостям, она едва заметно кивнула: мол, не обращай на них внимания.
Их мать сидела в дальнем торце стола и, как всегда, председательствовала. Сверкающая драгоценностями Королева управляла беседой, как Герберт фон Караян Берлинским филармоническим оркестром. Они с Полем-Анри обменивались остротами, сплетнями и гадостями.
Напротив Лоррен, рядом с ее матерью, сидел Ришар Бекман, жених лет на двенадцать (как минимум!) моложе невесты, хотя его таланты пластического хирурга стерли – до некоторой степени – разницу в возрасте. Бекман был физически привлекателен, совсем не злобен, но бесцветен и донельзя банален как собеседник.
Димитри пришел с Агатой, своей нынешней двадцатишестилетней подружкой. Она убрала тяжелые светло-каштановые волосы в пучок и украсила его серебряными нитями и жемчужинами. Большие желто-золотистые глаза и тонкие черты лица делали красоту девушки почти старомодной. Лоррен не сомневалась, что их властная мать не замедлит подвергнуть бедняжку допросу с пристрастием.
Ночь опускалась на сады Трокадеро, дворец Шайо, Эйфелеву башню, Сену с корабликами, и этой эпинальской[97] лубочной картинке недоставало только аккордеона. Лоррен вспомнился Центральный парк в белом пушистом одеянии среди небоскребов Манхэттена.
– Тебе известно, что я часто летаю в Нью-Йорк, – начал объяснять Ришар, перегнувшись через серебро и хрусталь баккара, и тут она услышала тихий сигнал «бип»: пришло сообщение. – Надеюсь, – продолжал между тем Ришар, – что мы воспользуемся случаем и походим по ресторанам. Я знаю несколько очень хороших. Вопреки досужему мнению, Нью-Йорк – гастрономическая земля обетованная, все кухни мира чувствуют себя там лучше, чем в Париже. Ньюйоркцы почти не готовят дома, предпочитают питаться в кафе и ресторанчиках.
Ришар распинался, видимо забыв, что детство Лоррен прошло в Верхнем Ист-Сайде. Она положила телефон на колени, включила, прикрыв краем скатерти, и прочла:
Лео: Держишься?
Лео… Она улыбнулась, подняла голову, увидела, что застольная беседа в разгаре, и коротко ответила:
Лоррен: Пока да. А ты?
Через десять секунд он отозвался:
Лео: Аналогично. Good luck.
Лео выключил телефон.
– Что ты делал в Китае? – спросил его племянник, одиннадцатилетний Тим, шедший рядом.
– Рисовал.
– Что рисовал?
– Китайцев, – улыбнулся Лео.
– Значит, у тебя было полно моделей! – Тим солнечно улыбнулся.
Наступил вечер. Они двигались по Дайкерс-Хайтс в Бруклине, среди сотен украшенных гирляндами саней, оленей, снеговиков, из репродукторов звучали рождественские гимны: как и каждый год, жители превратили свой квартал в настоящий парк аттракционов, привлекающий толпы возбужденных веселых людей.
– А какие они, китайцы? – продолжал расспрашивать Тим, не слишком увлеченный световой оргией.
– Оставь дядю в покое, Тим, – велела сыну Китти. – Почему ты не можешь радоваться магии Рождества, как все люди?
– Ну я же не ребенок, мам… – вздохнул Тим.
У одиннадцатилетнего мальчишки был интеллект двадцатилетнего очень умного парня. С ним и подобными ему ребятами, учившимися в специализированной школе, плотно работали ученые, их вели психиатры, а Тим плюс ко всем наукам обожал мультики о супергероях, хип-хоп и телевизионные игры. Но идол у него был один – Лео.
Мать, само собой разумеется, не рассказала Тиму, что его дядя сидел в тюрьме, и придумала «китайскую версию».
Лео рисовал китайцев…
– Все это здорово красиво, мама, – продолжил Тим, – но кто позаботится о планете? В праздничные дни наша страна потребляет электричества больше, чем Эфиопия или Сальвадор за год! Четырнадцать миллионов холодильников могли бы проработать на этом запасе двенадцать месяцев! Люди – дураки, – заключил мальчик.
– У него на все есть ответ! – посетовала Китти.
– А вот и нет! – возмутился Тим. – Я не знаю, являются ли черные дыры переходами между множеством миров и что происходит с поглощаемой ими материей, исчезает она навсегда или возникает на той стороне? Мне неизвестно, есть ли мозг у Джастина Бибера. Никому не известно. Пока. Хотя насчет второго пункта у меня есть подозрение. Лео…
– Да?
– Когда вырасту, хочу быть тобой.
Лео: Давай в один из дней поговорим о моем племяннике.
Она ухмыльнулась. Надо же. Ему захотелось излить чувства!
Лоррен: У тебя есть племянник? Сколько ему? Как его зовут?
Лео: Тим. 11 лет. Он гений.
Лоррен: Образно выражаясь или правда гений?
– Боже, Лоррен, неужели нельзя хоть недолго обойтись без этого дрянного телефона?
Она подняла глаза и встретилась с гневным взглядом матери, чей громкий голос привлек всеобщее внимание. Лоррен покраснела. Будь ты неладна, мама…
– Когда ты летишь в Нью-Йорк? – спросил с другого конца стола Поль Буржин.
– Через две недели.
– Я попрошу Сьюзен, чтобы помогла тебе найти квартиру, – пообещал Поль-Анри Саломе.
– Предпочитаю заняться этим сама.
Крестный окинул Лоррен подозрительным взглядом.
– Ты недовольна ее работой?
– Очень довольна.
– У этой женщины выдающиеся способности, – вступил в разговор Поль № 2. – И Эд тоже очень хорош.
– Согласна.
– Лоррен всегда была самостоятельной, – заметила ее мать, язвительно улыбнувшись слишком красными и слишком блестящими губами. – Она никому не
