проекта должен поражать царственной красотой. Поэтому Варвара Ярутич облачилась в тяжелую, с серебряным шитьем, епанчу, надела марокканские бусы из копала, кованые серебряные браслеты, напоминающие о скифских курганах, как, впрочем, и все остальное. На голове потенциального главного художника красовалась новая боярская шапка, которую бабушка сшила взамен утерянной: в платке, неровен час, менингит подхватишь, а голова и без того с фокусами.
Лицо Варвары пыталось совместить два выражения: великокняжеское и демократично-приветливое. Поскольку два эти выражения несовместимы, Варвара смотрела как добрая змея, еще не решившая, кем ей сегодня быть – ужом или анакондой. Впрочем, руки у нее дрожали, что случается крайне редко как с ужами, так и с анакондами. Вадим Маркович Крэм радушно махал рукой из угла. Казалось, все освещение ресторана осуществляется только его щеками и высоким, интеллектуально оголенным лбом.
– Ну и для чего, Михаил, вы клеветали на Варвару? – начал Крэм, выходя нам навстречу из-за стола. – По-моему, это самое хрупкое и добросердечное существо в мире.
– Вот этот человек сразу постиг меня, – пропела Варвара, злобно взглянув на меня и тотчас вернув взгляду змеящуюся нежность.
Поговорили о выставке, о зеркалах, о картинах. Варвара завела было разговор о котах, но эта тема Вадима Марковича не интересовала. Я видел, что Крэм читает Варю, и знал, что от него ничего не скрыть. Сейчас он дочитает до сути, за ужином будет мило шутить, наговорит Варе приятностей, а потом, через пару дней, так повернет дело, что она окажется за бортом. Притом обставлено все будет так, что дело не в Варе, а в обстоятельствах высшего порядка.
Трудно сказать, чего во мне было больше: сочувствия Варваре, которая отчаянно нуждалась в работе, или облегчения от того, что я никого не подведу. Варя поедет со мной в качестве гостьи, побывает в Италии и благополучно вернется домой, никому не открыв своего подлинного норова, как и сейчас, когда со светской, слегка зловещей улыбкой она разговаривает с Крэмом о Уильяме Моррисе, изредка вворачивая в беседу Герберта – как необходимую и прекрасную часть узора. Еле слышно ворковал джаз, официантка принесла мороженое, и заботы разжали наконец когти и отпустили мою душу, как глупого взъерошенного воробья.
Неожиданно Крэм завел речь об Эмпатико. Он жаловался на прежнего архитектора, говорил, что до приезда первых посетителей остается мало времени, что ему нужен новый главный художник, декоратор, дизайнер и вообще носитель хорошего вкуса. Тут мне снова сделалось страшно. Картина, которую рисовал профессор, менялась с каждой ложкой мороженого. Сначала выходило, что в поместье ничего не готово, а то, что готово, нуждается в капитальной переделке. А уже через минуту поместье оказывалось целиком отделано «с европейским изяществом», недостает только нескольких безделушек, умело расставленных в нужных местах: старинного флакона, высушенной тыквы, подзорной трубы.
В зависимости от этих волшебных перемен, происходящих в поместье, менялось настроение Варвары Ярутич: как только в воображаемых комнатах воцарялась разруха, Варвара благосклонно кивала головой и сочувственно улыбалась. Стоило вилле принять готовый облик, Варя застывала с выражением настороженности, почти обиды. Ведь быть главным художником – одно, а раскладывать одиночные сухие тыквы – совсем другое.
Чувствуя, что воздух ресторана начинает вибрировать от ожиданий и сомнений, Крэм ловко перескочил на деревья, дорожки и ручьи поместья. Здесь тоже требовался опытный глаз главного художника. Варвара воспряла и сообщила, что знает об устройстве садов и парков все, если не больше. Тут же, по словам Вадима Марковича, поместье оказалось вполне благоустроено, в нем появились оливковые рощи, лавандовые куртины, гранатовые сады. Нужно только поставить там и здесь зеркальце, придумать цвет лавок или выбрать покрывала для мраморных скамей.
Видно было, что Крэм колеблется. Он желает заполучить Варвару, но не хочет переплачивать. Варя, жестикулируя и гремя коваными браслетами, рисовала свой автопортрет все более размашистыми красками. Она – мастер-универсал, готовый архитектор, не последний в России мозаичист, норовистый прораб, признанный декоратор, она умеет резать, паять, клеить, клепать и объединять отдельные вещи в удобоваримые композиции. Она способна сделать из «э-э-э» конфетку, дешевенькое превратить в дорогое и находить общий язык с любыми созданиями – от мышей до олигархов.
Я не верил глазам и ушам. Слагая гимн самой себе («мания величия на собеседовании»), Варвара не вошла в раж, у нее не было нервного тика, не тряслись руки. Она говорила вкрадчиво, изредка посмеиваясь, причем не своим любимым старушечьим хохотком, а легко, величаво, точно валькирия, завидевшая макаку. Никогда, ни единого раза она так не говорила и не смеялась со мной.
И без того пустоватый зал ресторана вовсе обезлюдел, и мы остались втроем. Крэм тоже шутил, похохатывал, увиливая от ответов и на свой лад пластически извиваясь. Вдруг я ошеломленно понял, что ситуацией управляет вовсе не он, не взрослый богатый психолог, не бизнес-консультант и многоопытный манипулятор, не знаток людей и ловец душ, а дерганая, нервная, ничего никогда не контролирующая истеричка с густо напудренным лицом, обветренными руками, которая, чтобы выжить, стала на час настоящей женщиной.
9
«Контракт с удачей» описывали тысячу раз, и каждое новое описание открывало тайны, которые до сих пор укрывались от глаз. Новый взгляд позволял и создателю, Вадиму Крэму, увидеть свое дело в новом свете, а значит, по-новому зауважать себя и вернуть каплю прежнего воодушевления. Другими словами, новое описание «Контракта» возвращало мастеру молодость, пускай иллюзорно и ненадолго. Видимо, чтобы удвоить эффект, описать заново «Контракт с удачей» поручили сразу двум людям – Алисе и мне.
Внезапно из снежных нетей вынырнул и Антон Турчин, в чье существование уже не верилось. Мало того, что Антон существовал, все такой же запыхавшийся и красный, – он тоже составил описание «Контракта с удачей». Три человека описывали одно и то же, но можно было подумать, что речь идет о трех разных предметах. Мое описание, отправленное Крэму, удостоилось шумных похвал. Сначала меня хвалил сам Вадим Маркович, потом к восхвалениям присоединились все, кому он переслал мое письмо, включая давних клиентов, директора книжного магазина, Алису Кан и Лиду Гапоеву. Не присоединился к похвалам только итальянец Андреа, которого Вадим Маркович тоже осчастливил моим описанием. Не знаю, понравилось ли оно итальянцу: Андреа не говорил по-русски.
Когда шквал восторгов стих, пришло описание Алисы. Оно было выдержано в стиле хорошей рекламы и романа-фэнтези: в пещерах души прятались клады и скелеты, Вадима Марковича называли Магом, у посетителей озарялись новые горизонты бизнеса и личной жизни. Стиль Алисы напоминал стиль самого Крэма, который любил выразиться размашисто и красно.
Совсем другим оказалось Антоново описание. Антон приглашал желающих «прокачать лидерские скилы», «апгрейдить коммуникативный бэкграунд» и «собрать лайфхаки успеха». Читая описание Антона, я трижды открывал словарь современного русского языка, причем дважды это не помогло. Вероятно, на таком языке люди будущего беседуют с другими людьми будущего, с собаками будущего и
