чувствуя тяжесть юбки, которая колоколом колыхнулась вокруг моих ног.
– Теперь пройдись по комнате.
Я прошла к двери и вернулась обратно. Как учила маменька – медленно, изящно, короткими шагами, чтобы никто не подумал, что я спешу. Герцог ел меня глазами, как будто его год держали на голодном пайке, а потом сказал совершенно не то, чего я ожидала:
– Мда, служанку никогда не сделать госпожой… Слишком многое нужно менять.
– Например, что? – не выдержала я. Нет, конечно, до светских дам мне не дотянуться, но я всегда думала, что мои манеры не уступят любой мало-мальски знатной госпоже. А он – служанка… Может быть, раскрыть ему моё настоящее имя, чтобы нос утереть?
– Ты писать умеешь? – спросил Санси, и я кивнула. Господь милосердный, как же у него скачут мысли! Всё отдала бы, чтобы услышать их! – Садись за стол, бери перо и пиши.
Удивившись, я исполнила приказ. Перо у герцога оказалось отменно заточенным, хорошего качества. Небось, не из дворовой утки, гусиное. Оно легло в пальцы так удобно, что я с удовольствием обмакнула его в чернила и спросила:
– Что писать?
– Пиши то, что сказала девчонка.
– Соланж? Но я не помню всё!
– Пиши, что помнишь.
Я совсем не помнила начала, поэтому отступила сверху немного и принялась выводить первое слово. Там было что-то про источник…
– Источник примет кровь двоих, – прочитал поверх моего плеча Санси. – Хм, каких двоих?
– Я не знаю, – ответила и высунула кончик языка, чтобы красиво нарисовать завитушку из последней буквы фразы. Так учила маменька – всегда должна быть завитушка. Леди должна писать медленно и витиевато, чтобы никто ни в коем случае не подумал, что она спешила! В конце концов, леди может идти быстро – вдруг у неё очень срочное дело где-то на кухне или важный посетитель приехал. Но писать… Писать леди должна абсолютным каллиграфическим почерком, с завитушками после каждой строчки и с тщательно вырисованными инициалусами.
Моё старание наконец-то было отмечено. Герцог спросил подозрительно:
– Где ты обучалась каллиграфии?
– Дома, – рассеянно ответила я. Моя рука зависла над листом, и я принялась писать следующую фразу. Там было про проклятье и дев. Как сочеталось проклятье с фактом рождения неких дев, я не понимала.
– Хм, странно. Хорошо, последнюю фразу помнишь?
– Помню, – процедила сквозь зубы и перешла на новую строку. Непонятная фраза. Пугающая.
– И смерть покинет сыновей твоих, – тихо сказал Санси. – Это всё же предсказание.
– Чьих сыновей, интересно мне знать, – пробормотала я, дописывая строку и длинным росчерком отрисовывая завитушку. Герцог ледяным тоном ответил:
– А вот это тебя не касается.
– Прошу прощения у господина герцога, – вскипела я, – но меня касается всё, что связано с Соланж! Именно она дала вам предсказание! А случилось это, прошу снова прощения у господина герцога, именно тогда, когда она коснулась вот этого платья!
Я встала, отодвинув стул. Осознавая, что это противоречит этикету, присела в извиняющемся книксене, но потом снова взглянула прямиком в тёмные глаза моего мужа и продолжила:
– Судя по камням, это платье прошлого века, ибо они уже вышли из моды, когда я родилась. А это может означать только одно: оно принадлежало вашей матушке. Все предсказания всегда связаны с неким предметом, на сей раз предмет – платье. Из этого я могу сделать вывод, что слова Соланж касаются вашего семейства, ваша светлость герцог де Санси.
И снова изобразила даже не книксен, а реверанс – как маменька учила, низко и с поклоном. Платье было ужасно неудобным, ибо практически не мялось, но я мужественно держала позу положенные тридцать секунд. Санси между тем топнул ногой и воскликнул:
– Ты невыносима!
Я невыносима, благодарю вас, ваша светлость. Фыркнув, встала и скромно сложила руки перед собой.
Я угадала!
* * *
Она действительно невыносима! Но кто она такая? Каллиграфию преподают исключительно девочкам из знатных родов. Двигается эта девица так изящно в тяжеленном бальном платье, которое, как она и сказала, принадлежало безвременно почившей матушке, Абигаэль де Моран де Монтпаллар, супруге герцога Роберта де Санси.
Матушка почила, когда Анри исполнилось три года. Он почти не помнил её. В памяти остались лишь аромат лавандовых духов и шёпот: «Мой маленький шевалье». Она так звала его и улыбалась, глядя, как наследник рода де Санси скачет по галерее первого этажа на своей деревянной лошадке.
Батюшка погиб тремя годами позже. Анри тогда ещё не знал ни о проклятье, ни о Вильфреме де Моле, с которого оно началось. В возрасте шестнадцати лет его просветил господин Трикотан, муж нынешней экономки. Тогда он служил у Анри гувернёром, они оба практически вырастили последнего герцога де Санси. Именно тогда Анри поклялся, что станет последним из рода, чтобы не подвергать смертельной опасности Хелену… Как же была её фамилия? Теперь и не вспомнишь. Анри был влюблён в дочь кузнеца и даже собирался на ней жениться.
Разве понимал он тогда, что никто не позволил бы ему соединиться брачными узами с дочерью кузнеца?
Как найти Мариолу де Лансель?
Сможет ли эта Марианна заменить её на балу у Карла?
Есть ли у тёмного мага заклинание, чтобы сымитировать фейерверк свадебной перчатки?
Анри вздохнул и сказал:
– Снимай платье. Отошли девочку. Будем заниматься твоим воспитанием.
Глава 11. Королевский бал
Маменька всегда, даже когда мы разорились и жили очень скромно, придавала особое значение воспитанию дочерей. Она часто повторяла, что леди может быть бедной, ибо бедность не порок, но дурно воспитанной леди не может быть ни в каком случае, ибо это леность, а стало быть смертный грех. Грешить я не желала и тщательно исполняла маменькины наставления.
Отослав Соланж вниз, я сказала Санси с достоинством:
– Простите, ваша светлость, но я считаю себя отлично воспитанной.
– У тебя есть зачатки, – отмахнулся герцог. – Но я о другом. В конце концов, моя супруга имеет право быть из провинции и не располагать возможностью выйти в свет. Однако она должна…
Договорить, что именно должна его супруга, Санси не успел. В камине, голым и холодным зевом смотревшем на комнату, вдруг самым невообразимым образом вспыхнул огонь. Мы оба обернулись на треск дров, объятых пламенем. Я смотрела во все глаза, не понимая, как такое может случиться, а герцог внезапно разозлился:
– Да что же это такое! Неужели нельзя обойтись без меня хотя бы несколько дней?!
Я вздрогнула от неожиданности, когда он крикнул, но не могла оторвать взгляда от дивного дива, которое рождалось в самом сердце огня. Птица, сотканная из ярких всполохов! Это же… Это феникс! Разве
