Родине? Тем более, что тогда я использовал фамилию Абу Малик. — наигранный цинизм и ирония уже сидели у генерала в печёнках. Впрочем, взглянув ещё раз на линии энцефалограммы, бегущие перед ним по экрану, он решился:
— Как звали вашу девушку в институте? — а вот этого вопроса человек напротив не ждал. После секундного колебания всё же ответил:
— Наташа. А что?
— Что вы сделали с её котом?
— Хм-м… Ну, предположим, сварил в кипятке!
— А как его звали?
После отлично различимого на энцефалограмме замешательства в виде всплесков ровных до этого линий, последовал ответ:
— Сейчас точно не вспомню. Кажется, Василий.
Генерал про себя ухмыльнулся. Вслух же сказал:
— Ошибочка, господин двойник. Это только американцы называют котов человеческими именами. А теперь поговорим серьёзно, господин Роджер Эффорд. Сколько он вам посулил?..
Как ни странно, ответ последовал почти сразу, и ответ, если верить полиграфу, правдивый:
— Пять миллионов. В американских долларах. Конечно, вперёд — только миллион, остальные — когда отсижу.
Да, похоже на правду, подумал генерал. Больше пяти лет за нелегальное пересечение границы сейчас никто не даст… И то — придётся экстрадировать в страну гражданства. В Швейцарию. Где такого сообщником могут признать… А могут и не признать.
Проклятый Официальный Запрос, хоть и на имя Свиндебарна, каковые документы и имел при себе двойник, уже пришёл по линии МИД-а. А жаль — генерал с удовольствием сгноил бы человека, отнявшего у них столько драгоценного времени, в рудниках Колымы…
Хотя бы за то, что занял столько драгоценного времени. И нажимал три раза на роковую кнопку.
— Вы… уверены, что вы этого хотите?! — сомнения в тоне и взгляде спецагента были неприкрытыми. Правда, теперь иронией и скепсисом и не пахло. Скорее, боязнью. За него.
Смит, тем не менее, удерживался от того, чтобы запрещать комиссару что-либо.
— Да. Совершенно уверен. И ещё: я прошу, чтобы нам не мешали. Прикрытие не понадобится. Отзовите снайперов.
— Ну… М-м… Хорошо. — комиссар буквально слышал, как внутри аккуратно подстриженного черепа ворочаются шестерёнки законсервированного и стандартизированного мышления, — На вашу ответственность.
Комиссар только кивнул.
Затем неторопливо, только что не насвистывая, стал спускаться по цветущей лужайке к маленькому аккуратному домику, направляясь к парадному входу.
Полуденное солнце и иногда пролетавшие пчёлки придавали лугу с полевыми цветочками, деревьям, и сонным холмам и лощинам неправдоподобно идиллический, спокойный и мирный вид.
Вот он и дошёл до наполовину застеклённой двери под навесом крыльца. Ничего не случилось. Мысленно переведя дух, комиссар постучал. Спустя полминуты дверь распахнулась.
Зисерманн вовсе не выглядел грозно или насторожено. Скорее, удовлетворённо и приветливо.
— Чем обязан? — бровь вопросительно приподнята, но комиссар видел там, в глубине умных серых глаз, что хозяин отлично знает цель его визита.
— Вы — Зисерманн Александр Александрович?
— Да. Слушаю вас.
— Я комиссар Жюль Бланш. Франция. Веду следствие по делу об уничтожении трёх крупных европейских городов. Не могли бы мы поговорить?
— Почему бы и нет? Входите.
— Зисерманн отошёл вглубь, приглашая комиссара пройти в коридор, и когда тот вошёл, закрыл дверь. Затем они перешли в гостиную, занимавшую почти весь первый этаж. Комиссар оглядел угол, выделенный под кухню, барную стойку, тумбы перед ней, большой телевизор и удобную мягкую мебель.
Хозяин, не скрываясь, иронично улыбался, наблюдая за ним. Когда взор комиссара вернулся к холодильнику, сказал:
— Я ничего не менял в планировке. Так что вы можете получить неверное представление о моём характере. Прошу — присаживайтесь.
Комиссар так и сделал, опустившись в угол большого дивана.
— Будете сок?
— Да, спасибо.
— Апельсиновый? Вишнёвый? Ананас?
— Апельсиновый, если не трудно.
Пока хозяин открывал холодильник, вскрывал коробку с соком и наполнял два высоких стакана, комиссар подумал, что они совсем как два норовистых молодых петуха — оттягивают момент схватки, пытаясь друг друга если не запугать, то хотя бы продемонстрировать уверенность в своих силах. И аргументах.
— Итак, слушаю вас. — хозяин, поставив два стакана на журнальный столик, так, чтобы можно было легко дотянуться, присел на тот же диван — пружины под ним протестующее скрипнули — и сложил руки на коленях в замок. Хм, не иначе, как играл в волейбол. Впрочем, вряд ли долго — слишком широкая кость, и массивный торс. Комиссару почему-то подумалось, схватись они действительно врукопашную, у него, несмотря на всю силу и годы тренировок, не было бы ни единого шанса…
— Александр. Признаёте ли вы себя виновным в уничтожении этих городов?
— Да, я их уничтожил. — вот даже как. Зисерманн не сделал и попытки поводить его за нос, или походить вокруг да около. Прямой ответ на прямой вопрос. Достойный противник. Впрочем, это комиссар знал и так. Может, продолжить и дальше в том же духе?
— Вы планируете теперь уничтожить Нью-Йорк?
— Нет. Вы правильно подумали: слишком много бессмысленных, — слово «бессмысленных» Александр как бы подчеркнул, — жертв. Следующим у меня запланирован Вашингтон. Я предполагаю, что от уничтожения пары тысяч продажных и беспринципных политиканов любая страна только выиграет. Видите: я работаю на благо народа США…
— А то, что при этом погибнет более двухсот тысяч…
— «…ни в чём не повинных» клерков и секретарш, нисколько моей решимости не ослабляет! — весьма вежливо, словно объясняя, сколь полезна для здоровья предлагаемая отказывающемуся неразумному дитяте, капсула с витаминами, докончил учёный.
Комиссар помолчал. Да, он ожидал от Зисерманна циничности и беспринципности… (Или, скорее, принципов, чуждых обычному человеку!) Но остановить его нужно.
— Скажите, Александр… Вы уничтожите Вашингтон в любом случае? Или… если Российский Президент выступит с обращением, возможно всё остановить?
— Нет, господин комиссар. Машина, как это говорят, запущена. Аппараты установлены. Даже моя смерть не поможет вам предотвратить уничтожение Вашингтона. А следом будет уничтожена и Москва. Конечно, только в том случае, если Российский Президент не выступит…
— Но… Вы как-то можете остановить уничтожение городов?
— Нет. Повторяю: что живой, что мёртвый… Я уже на это никак не повлияю. Машина запущена.
— Боюсь, разочарую вас. Ваш сообщник-двойник в России схвачен.
— А-а, это тот, что пробрался через Монгольскую границу? Он — просто подсадная утка. Как и другой, приплывший через японское море на модифицированной торпеде. Они знают, на что идут, чем рискуют. Они согласились из-за… — Зисерман потёр пальцами в известном жесте, — денег. И мои соратники по интернату ни при чём, на случай, если вы думаете, что они — сообщники.
Нет, я просто заплатил, и посулил ещё деньги, и двое людей, самых обычных россиян, коренных, так сказать, жителей, будут ждать у хронометров назначенного часа, и в нужный момент нажмут кнопки. Кстати, они совершенно не в курсе… Потому что кнопки сработают только в том случае, если свою нажмёт третий человек, сидящий сейчас перед
