«Твой сын – расплата за наших сынов. В бездну Дигойский договор!».
Один маленький листок, который принял император Пеор заметно дрожащей рукой. Прочитал. Еще раз. Еще. Страшно, молча посмотрел на Дерека Ват Йета. Потом сел за стол, положил перед собой гербовую бумагу. Над его головой холодным заревом расплескалась магия богов, пока он писал указ. Писал быстро, размашисто, решительно.
Император Пеор протянул Дереку Ват Йету лист. Кивнул.
– Я подпишу все, что скажешь – любые приказы. Дигон надо уничтожить, пока не поздно, иначе они уничтожат нас.
Ват Йет коротко поклонился, взял указ и вышел. Он шел по коридорам утренним коридорам дворца и улыбался. Он наконец добился своего, и император дал дозволение на войну с Дигоном.
Служанка, спешащая по своим делам по тем же коридорам, быстро поклонилась встреченному на ее пути Ват Йету и отвела взгляд. Его улыбка и пустые, равнодушные глаза напугали девушку.
А Дерек Ват Йет спешил к Савару и темной, которых он оставил наедине практически на сутки, изредка пересекаясь с ними и отдавая новые распоряжения. Ну и приглядывая, конечно. Сейчас, получив долгожданный указ от императора, он дернул на себя дверь временных комнат ГУСа, чтобы растолкать Сава и Йолу – час очень уж ранний. Гостиная гостевых покоев, переоборудованная в кабинет, к удивлению Дерека, не пустовала. За столом, заваленном бумагами, сидела темная. С туго заплетенной косой, собранная, только очень бледная, она что-то быстро и старательно записывала. На нее падала тень от горящей лампы, и казалось, что над головой девушки повисло страшное темное чудовище. Хрупкая светлая фигурка с темная огромная клякса над ней… Дерек прикрыл глаза, отгоняя химер прошлого. Они проскользнули в его сознание так легко и незаметно, словно бы и не было этих лет постоянного контроля.
Она нахмурилась, подняла голову от записей, тихо ойкнула.
– Нашелся Малек? – спросила она, неосознанно, бегло прикрывая то, что писала, ладошкой, но тут же одумалась и убрала руки.
– Дигон… – ответил Дерек. – Это его рук дело.
– Он… Малек жив?
Дерек ничего не ответил, только дернул плечом.
– Савар в комнате?
– Спит, – сказала темная, потупив взгляд.
Проходя мимо нее в комнату к Саву, Дерек метнул взгляд на ее записи: что же она там прячет? Но ни одного знакомого слова на листах он не увидел. Более того – ни одной знакомой буквы. Страницу покрывали странные символы одного размера, странным почерком заваленные вправо…
Он не сдержался, подхватил лист бумаги со стола и уставился на него, хмурясь и пытаясь понять написанное. Но ничего не выходило – символы были упорядочены, структурированы. Это несомненно был какой-то язык. Но какой? Дерек Ват Йет жил на свете довольно долго и обладал прекрасной памятью. Он знал все базовые языки и с десяток редкоупотребительных, но такого… такого не видел.
– Что это? – спросил он у темной и осекся, увидев ее испуганный, почти затравленный взгляд.
ГЛАВА 12Денек был очень непростым.
Я помимо воли оказалась втянула в подготовку к самой настоящей войне. Нет бы там к балу, к свадьбе, на худой конец, к похоронам своего бывшего директора, но к войне… Мне было страшно. Сав же, наоборот, с энтузиазмом принялся выполнять распоряжения Дерека, делая все быстро, скрытно, очень грамотно. Я даже любовалась. Например, он организовал с десяток нужных встреч в считанные минуты, черкнул пару строк главе криминального мира империи, параллельно травя мне о ней байки – боссом мафии тут была женщина, и я слушала с интересом. Потом заказал пирожные для меня, одновременно расписывая карандаш для очередного письма. И задал вопрос, от которого меня бросило в холодный пот.
– Надо по поводу птиц решить. Я тут написал письмо, возьми как образец и напиши всем артефакторам из этого списка, хорошо? Поможешь?
Я кивнула, принимая чуть дрогнувшими пальцами бумаги. Письмена на них по-прежнему оставались для меня филькиной грамотой – я ничерта не понимала. Ну, если только совсем немного, когда не задумывалась. Вероятно, где-то в подсознании Йолы знание языка осталось, но стоило мне хоть немного сосредоточиться и сконцентрироваться, напрячь хотя бы немного свой собственный мозг, как все исчезало. Но скопировать символы я, наверное, смогла бы?
Я взяла карандаш, исходное письмо, список фамилий, мысленно перекрестилась. Мягкая карандашная линия несмело скользнула по бумаге. Только бы не перепутать буковки, только бы не перепутать… Воображение подкинуло мне чудную картинку, как уважаемый старый артефактор читает в королевском письме на гербовой бумаге, что он козел, не догадываясь, что письмо ему писала криворукая иномирянка и перепутала похожие загогулинки…
Фух! Ладно, поехали!
Я старалась так, как не старалась никогда. Ни единой разницы с исходным письмом и с фамилиями! Умничка! Покосилась на Сава, который в это время тоже что-то писал, и продолжила с большим усердием. Надо поторопиться и при этом не спалиться. Но вроде бы справилась и на время упокоилась.
До тех пор, пока Сав, отправляя мои труды по нужным адресам, не сказал, что мы идем на встречу с управителем городской тюрьмы, и я должна все записывать. Все! Каждое слово! Еще так заботливо спросил, высокая ли у меня скорость письма. Зараза… Страшно-то как, мамочки!
Тюремщик начал перечислять Саву имена рабов, которые должны были участвовать в войне. В груди знакомо шевельнулась тьма, реагируя на несправедливость, но я была слишком уж напряжена – мне надо было записать все, что говорил тюремщик. Мысленно плюнув, я начала писать на русском – быстрым, наклонённым вправо почерком, который кроме меня никто не разберет. В этом мире – так точно. Потом, ночью, нужно будет вплотную заняться языком, попробовать перевести… На слух же я все нормально воспринимаю, так что должно быть не очень сложно. Слава богу, Сав не требовал пока прочесть написанное мной, поэтому я писала на русском, родном и привычном.
А потом пропал Малек, и все во дворце завертелось, закрутилось, в воздухе повисла нервозность и тревожность. Дерека я почти не видела – он забегал несколько раз, уточнял какие-то детали и коротко приказывал что-то Саву, почти не обращая на меня внимания. Так, окидывал беглым взглядом и убегал дальше по своим делам.
К вечеру мы с Савом валились с ног, но он снова заказал для меня пирожные, предварительно отловив в царящем бедламе слугу и попросив его накормить нас ужином.
Мы, сидя в его пустом временном кабинете, уплетали меренги с кисловатым вареньем. Белые хрустящие крошки падали на подбородок, одежду, пачкали руки и губы, а вытекающее из нежного десерта варенье стремилось заляпать нас окончательно.
– Там ничего другого не было? Ну, не такого пачкающегося? – спросила я, облизывая сладкие от варенья губы и стряхивая с платья крошки безе.
– Последние забрал… Кондитерская уже закрывалась. Не понравилось? – расстроенно спросил Сав, следя взглядом за моими губами.
