ГЛАВА 1Он любил по утрам разложить свою бессменную служанку на кресле. Сразу же после утреннего кофе. Редко когда обходилось без этого.
К тому же, девушка была бесплодной, да еще и сиротой, с которой можно было делать все, что угодно, а она и пискнуть не смела.
Нет, первое время она брыкалась, плакала, но потом успокоилась и смирилась. Ну а что ей еще остается? Хочет жить на всем готовом, в теплом доме – пусть платит чем может. Заместитель писаря при королевском архиве может себе позволить такую маленькую слабость.
Будь девушка чуть выше статусом или имей хотя бы одного живого родственника, он бы, конечно, смирил свою похоть. Даже несмотря на то, что она рабыня. Но раз так сложилось, то зачем себе отказывать в маленьких слабостях? Ну и что, что законом запрещено? Он – хороший хозяин, лишнего себе не позволяет, не бьет, не ругает. Да еще и при дворе не последний человек. Так что может себе позволить. К тому же, такая рабыня – очень дорогое удовольствие.
Он уже, отвернувшись от распластанного в кресле тела, застегивал молнию штанов, когда услышал тихий всхлип.
Обернулся.
Девчонка лежала, не пытаясь встать. Ее светлые волосы растрепанной копной спускались на пол. Она уткнулась лицом в обитую бордовым бархатом спинку и плакала.
Он вздохнул. Опять она... Подошел, неловко погладил по голове, как беспризорную собачонку. Приятная нега в теле истаяла, оставив после себя дурное послевкусие.
– Иди, свободна. До вечера ты не нужна. И на, вот…
Зазвенели монетки, падая на стол.
– Тут хватит на новое платье и… Ну, сама придумаешь.
Хлопнула входная дверь. Он ушел.
Девушка стекла с кресла, обхватила руками колени. Посмотрела ненавидящим взглядом на дверь. Пошатываясь, добралась до хозяйской ванной. Холодная вода падала на нее сплошным потоком, но она не ощущала, не чувствовала.
Всегда думала, что сильная. Что справится со всем, что выпадет на ее долю. Но ошиблась. Как же она ошиблась! Она смотрела в большом настенном зеркале на свое отражение и ненавидела его, пожалуй, столь же сильно, как и своего хозяина, господина…
Тонкая рука без замаха, но неожиданно с чудовищной силой ударила по отражению. Зеркало разбилось, рассыпалось на множество осколков, отражая худую молоденькую девушку с зареванным лицом. Остренький носик, миленькие скулы, изумительно тонкие аккуратные губы, четкая линия бровей… Миленькая… Ненавижу!
Порой девушка жалела, что на ее лице нет какого-нибудь увечья. Тогда бы он отстал, отвязался. Даже хотела сама сделать это с собой, но духу не хватило.
И уйти нельзя.
Тонкая цепочка на ноге. Выглядит, как украшение, а на самом деле – мерзкий знак рабства, принадлежности. Стоит только ступить за порог, как внутренности скрутит страшным спазмом, и сознание покинет до того момента, пока не обнаружится хозяин взбунтовавшейся игрушки.
Ненавижу!
Зеркало осыпалось на пол, и девушка в этот момент не могла видеть своего отражения. И очень хорошо, что не могла. Потому что ее глаза затянуло черной пленкой. Скрылась под ней светлая полоска радужки, а за ней и весь белок. Черная дымка вырвалась из-по кожи, словно темный пар от разгорячённого тела в сильный мороз.
Ненавижу!
Руки затряслись, худые пальцы лихорадочно дернули намертво спаянную цепочку. Тонкое плетение оцарапало нежную кожу. Закапала кровь, пачкая разбитое зеркало.
В нем, как в безумном калейдоскопе, отражалось нечто странное. И страшное. В больших и маленьких осколках заплясали, сгущаясь, тени. А в следующий миг стёкла заволокло непроглядной тьмой.
Тело девушки обмякло, опустилось прямо на острые куски стекла, но она уже ничего не чувствовала. Да и как тут что-то почувствовать, когда первородная, жуткая магия вырвалась на свободу, оформляясь в желание, которое так и не было высказано вслух несчастной сиротой. Сокровенное желание ее сердца, которое древняя магия была обязана исполнить.
Разогналась, зловеще взметнулась выше, по стенам, перетекла на крышу, презирая законы физики. И рванулась в неведомые дали, стремясь угодить своей хозяйке.
***
– Вот ты стерва! – с восхищением протянула моя подруга, попивая вкусный кофеек в нашем любимом баре.
– Да, гадина та еще, – согласилась я, небрежно пожав плечиком. – С волками жить – по-волчьи выть. Я тебе скажу, что я еще не закончила.
Я наклонилась к ней и прошептала:
– Я еще и директора засажу. Чтобы неповадно было.
Танька прищурилась.
– А проблем не боишься?
– Вор должен сидеть в тюрьме. А он не только вор, сама знаешь. Скотина… Отольются ему девичьи слезки.
– Ты бы поосторожнее. Сама знаешь, что с такими людьми лучше не шутить. У них связей… Может, отступишься?
Я мотнула головой.
Обостренное чувство справедливости и мерзость характера не позволяли мне вот так взять и отступить после того, как компания, в которой я отработала верой и правдой пять лет, решила меня подставить. Главбух – уязвимая должность, но я вовремя заметила, что дело пахнет керосином. А когда нарыла достаточно, поразилась гнусности человеческой души. Если бы я не была дотошной и придирчивой дамочкой, которой везде чуется подвох, то мне мог светить уголовный срок. И как красиво сделали!
В общем, начальство решило прикрыть свою задницу, а крайней сделали меня. Почему? А кто ж их, сволочей, разберет? Но я, получив немного времени про запас, решилась на ответный удар. Дело чести – довести все конца. Не рой другому яму, как грица…
Я выжидала и ударила, да так, что звон пошел во все инстанции. Бухгалтера нельзя обижать, особенно если он знает всю темную кухню конторы. Я сработала на опережение.
Полетели головы.
Я по документам все еще числилась сотрудником, но обезопасила себя, насколько это было возможно. Совершила пару подлогов, получила пару нужных подписей…
Остался последний шаг – посадить генерального нашей компании. В идеале – на тот же срок, который он прочил мне. Все было готово, осталось выстрелить.
Я не боялась. Всегда жила по принципу «делай что должно – и будь что будет». Танька, конечно, переживает, но на то она и подруга, чтобы переживать. Лучшая, между прочим, боевая.
– Вот надо было тебе в самое кодло залезть, да? – со вздохом сказала она.
– Сама знаешь – надо.
– Может, хоть у меня поживешь, пока все не утихнет?
– Я подумаю.
Но это я сказала только для того, чтобы ее успокоить. Никуда уезжать или прятаться не хотелось. Демонстрировать врагу лопатки я не собиралась. Даже когда меня в первый и последний раз ударил бывший муж, я не стала рыдать и униженно молить о прекращении побоев. Я ухмыльнулась, стерев кровь из разбитой губы, посмотрела ему в глаза и сказала… Хм… Много проникновенных слов, от которых он побледнел, совсем впал в ничтожество и свалил из моей жизни, стараясь не отсвечивать.
