хотелось, и они решили провести неделю в Казани. Все-таки это третья столица России, и говорили, что очень красивый город. К тому же, там были отчасти и Пашины корни, ведь мама его была настоящей казанской, а значит крещеной, татаркой. На поезде нужно было ехать всего лишь ночь, и утром они прямо с перрона вокзала попали в великолепный холл недавно построенного метро. Город влюбил в себя с первых шагов. В отличие от сдержанного, мистического Петербурга, который оба считали своей духовной альма-матер, Казань была веселой, улыбчивой и очень чистой. Целыми днями они бродили по историческим улочкам, заходили в православные храмы и мечети, сидели в кафе и ресторанчиках. Особенно им нравилось бывать на набережной перед университетом. Там всегда играл джаз, молодежь рассекала на электросамокатах, бабушки в национальных костюмах играли с детьми, и взрослые, и малыши гладили и подкармливали лошадок, катающих всех желающих, слышалась разноязыкая речь. В общем, было весело. «Знаешь, наверное, когда наши деды представляли коммунизм, они видели приблизительно такую картинку», – сказала как-то Ольга, глядя на окружавшие их здания Сталинской застройки. На теплоходе они съездили в Свияжск, удивились как из тюремно – психиатрического ада, городок превратился в туристический рай. Сходили на национальный балет «Золотая Орда», и поразились мастерству танцоров, а надо сказать, они в своей жизни видели немало балетов, и слышали много опер в разных городах мира. В последний день их пребывания в Татарстане они решили еще раз пройти по главной пешеходной улице, чтобы купить что-нибудь на память об их замечательной поездке. В этот день оказался открытым музей художника Константина Васильева, в который они пытались попасть всю неделю. Они купили билеты, зашли в полутемное помещение. Сразу же их внимание приковала картина, изображающая военный парад сорок первого года. Была в ней какая-то тревожность, и сила, которая заставляла покрываться мурашками все тело. С трудом отойдя от нее, Павел и Ольга осмотрели картины в других залах. В основном это были сказочные и исторические сюжеты, была в них некая загадочность, но и искусственность. Они снова подошли к «Параду». Чем больше они всматривались в лица солдат, многие из которых шли прямо в последний бой, тем больше картина их «втягивала» в себя. И вот они обнаружили, что выходят с Красной площади в прифронтовой Москве, в ноябре сорок первого года. Паша шел в строю, отмаршировавшего уже полка, а Ольга бежала за ним, пытаясь, обойти оцепление. На обоих были серые солдатские бушлаты, за плечами вещмешки. У Паши была еще и винтовка. Они шли квартал за кварталом, пока не покинули город. Очевидно, полк вышел на позиции, а были они совсем рядом с Москвой. Когда, по команде, строй полка рассыпался на отдельные подразделения, Ольге удалось подбежать к мужу. Они обнялись, и не успели сказать друг другу пары слов, как на них налетел мужик средних лет, в белом овчинном полушубке, должно быть командир, и завопил: «Эт-то что еще за сентиментальная комедия! Хозвзвод в деревне базируется! Ну-ка, шагом марш!» Ольга поняла, что это он ей, и пошла по направлению к нескольким домикам, видневшимся на горизонте. Вскоре она догнала небольшой обоз из нескольких телег, его сопровождал с десяток женщин. Она незаметно пристроилась к ним, раздумывая, как быть. Ведь у нее ни документов, ни хоть какого-то объяснения своего появления здесь не было. Но никто у нее ничего и не спрашивал. Женщины, как видно, друг друга не знали, поэтому на новенькую внимания не обратили. В деревне бывшее здание школы приспособили под полевой госпиталь, а в соседней избе устроили прачечную, куда и попала Ольга. Сначала они доставали с телег чаны и огромные кастрюли, в которых нужно было кипятить воду, потом ходили по дворам, забирая у местных последние дрова и пытаясь разламывать хлипкие заборы, потом таскали ледяную воду из колодца, растапливали печи в избе, и в бане. Пришла их главная, сержант Изотова, баба лет пятидесяти, вручила всем по куску хозяйственного мыла, и по пакетику с содой, сказала, чтоб берегли моющие средства как зеницу ока. Потом разрешили поесть. К госпиталю подкатила полевая кухня, всем выдали по два половника перловой каши без всякой заправки и по куску грубого черного хлеба. Ольга жевала резиновую крупу, и думала, как быть дальше. Бой шел недалеко, судя по грохоту орудий. «Что там с Пашкой? Зачем мы здесь?» – размышляла она. Понятно было, что любой ценой нужно найти мужа, чтобы дальше что-то предпринять. Тут в сарай, где они расположились, забежал совсем молоденький красноармеец, почти ребенок и истошно закричал: «Девки, раненых привезли, айда грузить!» Ольга улыбнулась, все «девки» годились ему в мамы, но «на войне, как на войне». Прачки зашли в школьный двор, две молоденькие медсестрички, с трудом снимали с подвод раненых и волокли их на носилках в здание. Легкораненых не было, все или с оторванными конечностями, или с вывернутыми кишками. Ольгу замутило, но она опять вспомнила про царских дочерей, и смело подошла к подводе. Рядом с ней встала Люба, женщина, на вид лет сорока с изможденным, серым лицом. Вдвоем они взяли солдатика за руки и за ноги, и, положив на носилки, донесли до школьного коридора. Там уже лежало человек десять. Пожилой военврач осматривал их, определяя, кого он сможет спасти. Сестры, разрезали окровавленную одежду, делали перевязки, пытаясь остановить кровь. Ольга старалась не смотреть на раненых, не думать об их судьбе, она просто тащила их из последних сил туда, где у них появлялась хоть маленькая надежда. Когда перетаскали всех, сестры отдали им ворохи окровавленной одежды, и они принялись за стирку. Стирали почти в холодной воде, весь кипяток отнесли в госпиталь, а дров взять было неоткуда. Через несколько часов снова прибежали из госпиталя, снова нужно было помогать с ранеными. Казалось, эта карусель длится вечно, Ольга потеряла счет времени. В какой-то момент пришла Изотова и сказала, что можно передохнуть. Несколько женщин из прачки пришли в отведенный им для жилья сарай и рухнули на солому вперемешку с навозом. Ольга не знала, сколько она проспала, но проснувшись, в лунном свете она увидела, неподвижно сидящую рядом с ней Любу.
– Ты что не спишь? – шепотом спросила она.
– Не спится, – ответила женщина.
Ольга хотела было снова заснуть, но присутствие рядом бодрствующего человека мешало ей. Поворочавшись, она снова обратилась к Любе:
– Спи, а то завтра вырубишься!
– Нет, – ответила та, – я уж третий год не сплю.
– Что совсем? – удивилась Ольга.
– Ну, иногда, на минутку теряю сознание, но потом быстро прихожу в
