на фото пожилым человеком. Пожилым и злым. Он на самом деле не такой. Просто пожилой.
Из разговора между мамой и папой (я слышу удивительно много, хотя большую часть времени у меня в ушах наушники) я заключила примерно следующее: папе надо взять больничный. Он ссорился по этому поводу с мамой, насколько это можно назвать ссорой: папа дулся, мама ругалась, на что папа отвечал еще большим молчанием. Как только на него повышали голос, папа превращался в моллюска и закрывался в ракушке, но я не знаю, была ли там жемчужина.
Папа снова был у врача, и врач назначил ему отдых. Пару дней он выдержал дома, пока не устал от собственного общества и объявил, что он абсолютно здоровый мужчина.
Мужчина, с которым я собиралась встретиться, значился в моем календаре под именем П. Э. Это были первые буквы имени и фамилии. П. Э. пожелал, чтобы я выглядела совершенно обычно. Он попросил меня одеться так, как я обычно одеваюсь. Я все-таки не стала надевать спортивные штаны и кроссовки, а предпочла джинсы и футболку, которые специально для этого купила.
Я снова сидела в поезде до Хельсинки. Сидела, как бывалый путешественник. Как скучающий командированный. Как так вышло? За год я съездила в Хельсинки по своим маленьким делам уже черт знает сколько раз. Час туда и час обратно, между этим быстрое свидание, и могу сказать, что никто из моих не знал о моих поездках.
Мы встречались у главного входа в Стокманн. Я сама предложила, потому что это было для меня знакомое место. К нему можно было пройти от станции прямо по крытому переходу через внутренний дворик.
Снова было то же чувство, как и всегда перед такими встречами. Огромное количество бабочек бились в животе и искали выход.
П. Э. был уже на месте. Он узнал меня сразу, как я пришла, потому что он видел мою фотку. Мы довольно официально поздоровались за руку. На нем были джинсы, пиджак и коричневые, дорогие на вид, кожаные ботинки.
П. Э. был, наверное, папиного возраста, ну или почти папиного возраста, но он был одет стильно и выглядел спортивным.
«Пойдем – сразу сказал он, – я забронировал нам столик».
Ресторан был довольно классный – мрачный и спокойный. На столах белые скатерти и бокалы для вина. Неровные кирпичные стены и атмосферные лампы, висящие над столом. Фоном фортепианная музыка из колонок.
Мне захотелось улыбнуться. Все это выглядело таким банальным. Это было как будто из комедии третьего сорта.
«Что такое?» – спросил П. Э.
«Ничего», – ответила я, пытаясь подавить смех. Обычно я не смеюсь, конечно, но когда все-таки смеюсь, то в очевидно неподходящих местах. Иногда я смеюсь от досады. Это довольно странно.
Когда мы вошли, мне казалось, что на нас все смотрят. Всегда одно и то же – всегда я думаю, что люди смотрят, но на самом деле никто никогда ничего не замечает. Все поглядывают по сторонам в новом месте, вероятно потому, что немного напуганы. Они смотрят на других людей и предполагают, что они там себе думают. А такое делает нас слепыми к окружающим.
Опять мои мысли перескочили на другое.
Такое иногда случается. Я где-то, но не в своем теле.
Мы были как папа и дочка. Мы вместе пришли поесть, может, потому, что в холодильнике не оказалось еды. Хорошая причина для роскоши посреди будней.
Такое невинное свидание. Минута праздника у двух близких людей. Обмен обычными предсказуемыми фразами. Папа спрашивает, как дела в школе. Дочь отвечает, что очень хорошо. Так и должно быть, продолжает папа, одновременно раздумывая над важным совещанием следующим утром.
Официант протянул нам меню и рассказал, какие сегодня предлагаются блюда дня. Он тоже не смог разглядеть в нас ничего необычного. Напрасно было воображать, что кто-то заметит, что рядом происходит что-то запрещенное и неординарное.
Это знали только мы двое. Хотя бы мы.
Я листала меню в кожаной обложке. В нем были блюда, которые я совершенно не хотела видеть на своей тарелке.
«Можем взять какие-нибудь закуски», – предложил мужчина.
«Давай».
«Как насчет улиток с чесноком? Он здесь действительно хороши».
Я не сказала «буэ», хотя именно так подумала.
«Может, что-нибудь другое».
«Здесь есть еще запеченные на гриле баклажаны и тыква. Неплохой вариант. Советую».
Лицо мужчины было слегка загорелым. Слегка красным. Голова не имела признаков залысин. Широкие ладони и сухие пальцы, на левом безымянном золотое кольцо, которое так плотно сидело, что его вряд ли можно было снять.
Я подумала, что возьму только основное блюдо. Но в меню не было ничего, что я захотела бы положить себе в рот.
Утиные грудки. Какая-то странная рыба. Свиная шея…
«Я не голодна. Я бы взяла только десерт».
Квартира П. Э. располагалась в солидном каменном доме в пешей доступности от Маннергейминтие[22]. Я посмотрела на имя на почтовом ящике. Обычное, каким оно могло быть и было. Такое, наверное, имеют тысячи. Оно не начиналось с Э.
П. Э. предложил, чтобы мы зашли к нему, хотя договаривались мы только на обед. Он захотел, чтобы мы еще немного побыли вдвоем и поболтали. Он заплатит дополнительно.
Почему бы и нет?
В квартире была спальня и гостиная, объединенная с кухней. Столешница из камня и встроенная техника, которой вряд ли часто пользовались.
Наверное, П. Э. не часто ест дома. С кем, подумалось мне. А также я подумала, как его зовут на самом деле.
Он начал говорить. Говорил он непрерывно. Ну и что такого. Он платит мне за время, поэтому я способна выслушать его, хотя рассказывает он не особо интересно.
П. Э. рассказал, что его семья живет в маленьком городке на западном побережье, а он сам проводит недели в Хельсинки, потому что тут работа. Он ездит домой на выходные, и там у него дел побольше, чем в будни, потому что нужно возить детей на занятия и все такое.
Он налил вина в два бокала и протянул один из них мне.
«Чин-чин», – сказал П. Э. и чокнулся со мной.
Он принялся рассказывать о работе, а я слушала. Он работал в фирме, которая делала какие-то программы, я не поняла, какие и для кого. Какие-то компьютерные штуки. Он хотел об этом говорить и думал, наверное, что мне очень интересно, поэтому я подавляла зевки.
Я слушала и кивала. П. Э. использовал незнакомые слова. Они, судя по всему, были связаны с его работой. Он почти все время изъяснялся на литературном
