я, потому что действительно не понимал. Не соображал и недоумевал. Но Вера, вопреки своему имени, никак не могла поверить, что это я искренне, а не нарочно.
— Перестань, пожалуйста, перестань, — умоляла она. — Будь человеком.
— Человеком, — повторял я. — Каким человеком? Зачем?.. Не хочу.
Вера поджимала губы и вставала. Делала несколько кругов перед моим лицом — и вновь садилась напротив меня.
— Аркадий, соберись. — Вера пристально смотрела мне в глаза. — Нам осталось не так много. Ты сможешь. Справишься.
Она гладила меня по голове, трепала по щеке, поминутно хватала за плечи. При других обстоятельствах я бы этого не потерпел. Но теперь мне было все равно. И она как будто этим пользовалась.
Через несколько часов ее усилий я наконец перестал отвечать ей невпопад — и она возликовала.
— Ну вот и славно, вот и молодец, — сюсюкала она, как с ребенком. — Так, значит, мы взяли себя в руки. Да? Я думаю, уже завтра сможем продолжить. Да?
Тут я наконец осознал, какое дьявольское умолчание, чертовское противоречие сквозило во всех ее словах.
— Продолжить, — повторил я. На сей раз не безвольно, а с нажимом, тяжело, даже злобно. Вера сразу осеклась и замолчала. — И кого же мы будем, — цедил и чеканил я слова с таким видом, словно плевал ей в лицо, — теперь снимать, скажи-ка мне на милость?
— Пока что сцены без героинь, — растерянно пролепетала Вера.
— «Пока что», — язвительно передразнил я. — А потом — что?
На Веру внезапно нахлынула скромность. Она опустила глаза, стала стыдливо одергивать платье — и бормотать:
— Да, я понимаю… Это тяжело… Но… Ведь другого выхода нет… Поэтому придется…
— Что придется? — сверлил я ее взглядом. Она явно представляла себе этот мой взгляд и по-прежнему не решалась поднять на меня глаза.
— Придется… искать замену, — тяжело вздохнула Вера, показывая, что она, мол, тоже сожалеет, что все так вышло. Знаем мы эти сожаления…
Впрочем, работа для нее превыше всего, поскольку ничего другого у нее в жизни и нет. А обо всем, что отрицательно сказывается на работе, она действительно сожалеет. Больше, чем кто-либо еще на студии.
С каким-то садистским (или все-таки мазохистским?) упорством я продолжал вынуждать Веру сказать все до конца. Она небось рассчитывала, что я не стану этого делать и соглашусь играть с ней в это мерзкое умолчание…
— Итак, кому же искать замену? — не спросил, а уже буквально прошипел я.
— Варваре Армагеровой, — решительно ответила Вера и наконец подняла на меня глаза.
А я в ярости вскочил со стула.
54
— А ну-ка успокойся! — прикрикнула на меня Вера. Сама она в ответ на мое резкое действие не пошевелила ни одним мускулом.
Как ни странно, я ей подчинился. Тут же снова присел на стул и спрятал лицо в ладонях.
— Аркадий. — Вера немедленно вернулась к тихому и ласковому тону. — Давай подумаем… Ты же не против подумать, порассуждать?.. Просто подумать — и все… Пока что… Ведь ты же не против?
Только для того чтобы поскорее закончить эту пытку, я коротко кивнул. Вера расценила это как величайшую свою победу за сегодня:
— Вот молодец! Правильно, правильно, все правильно… Так ты послушай, что я придумала: может, возьмешь на своих героинь сестер Вертинских? Они никогда еще не играли вместе — успех будет обеспечен!
Я поднял на Веру тяжелый взгляд. Она и глазом не моргнула.
— И кто сыграет кого? — металлическим голосом спросил я.
— Я думаю, Марианна — Машу, — отвечала Вера. — А Анастасия — Дашу.
— Чудно, — саркастически сказал я. — А, может, наоборот?
— Можно и наоборот, — пожала плечами Вера. — Если у тебя одна актриса играла две роли, то уж такие две актрисы…
Я не понимал, намеренно или нет Вера говорила о Варе с таким пренебрежением. В любом случае она, Вера, чрезвычайно упала в моих глазах. Если намеренно, то она — бесчувственная стерва (это, впрочем, многие в ней подозревали, хотя я всегда протестовал против подобных мнений). Если же нет, она — дура (но тогда, видимо, умело скрывает это).
— Послушай, я тебя правильно понял? — сквозь зубы спросил я. — Ты предлагаешь переснимать все заново?
Вера опять нарочито (нарочито ли?) небрежно дернула плечами:
— Можешь ничего не переснимать, а смонтировать из того, что есть. Но тогда из фильма получится еще большая каша, чем из сценария. Мы же не сняли многие ключевые моменты. Положим, кое-где можно снять со спины дублершу, кое-где вклеить что-то из забракованных дублей… Но получится нелепая поделка… Так что я бы на твоем месте… Извини, но я скажу прямо: взяла бы другую актрису. А лучше — двух. И начала бы все заново, да.
— Может, ты и сядешь на мое место? — устало спросил я. Ей-богу, скажи она «да», я бы обрадовался — и с легким сердцем отправился бы домой: продолжать погружаться в алкогольную бездну.
Но Вера, ко всему прочему, оказалась еще и трусихой. На секунду она, казалось, задумалась о перспективе стать полноценной режиссеркой, но тут же встряхнула головой и отреклась от столь заманчивого предложения, за которое иные отдали бы полжизни.
— Нет-нет. — Она даже отрицательно потрясла ладонью. — Что это за разговоры, Аркадий? Ты режиссер, ты все знаешь — ты почти все уже и снял. А теперь осталась самая малость. Теперь легче будет. Теперь ты знаешь, как именно переснимать. Да тут и за пару недель можно управиться!
Она меня будто гипнотизировала, и губы мои сами повторили:
— Можно.
— Вот и здорово, что мы поладили! — просияла мерзкая Вера. Нет, голубушка, с тобой я никогда уже не полажу. Это будет наш последний совместный фильм. Вероятно, это и мой последний фильм вообще, но с такой фурией, как ты, я не стану дальше работать при любом раскладе.
Вера, кажется, заподозрила, глядя в мое мрачное лицо, что я думаю о вещах, которые ей бы не понравились. Но она расценила это по-своему.
— Знаешь, я поняла, — убежденно сказала она. — Поняла, что тебе нужно. Нужно найти еще одну Армагерову. — Молниеносным взглядом я прожег ей дыру во лбу, но Вере было хоть бы хны. — Ну то есть в кавычках, конечно, — усмехнулась она. — Я говорю: такую же вот начинающую. Даже еще более начинающую. Которая вообще еще нигде не снималась. Я именно таких тебе поищу, ладно? Среди студенток. Уверена, там и получше можно будет найти, чем… Ладно, побегу, чтобы время зря не терять…
55
Я заснул в кабинете в полусидячем положении: голова, руки и грудь — на столе, остальное — на стуле.
Проснулся на рассвете, выкурил три сигареты подряд, спустился
