иконы и ее монархическое толкование вполне органично вписываются в эту традицию.
Однако очевидно и то, что идея восстановления монархии сейчас кажется российскому обществу, в том числе православному, уже не столь привлекательной, как в эпоху тотального социально-экономического кризиса в 1990-е годы. Возможно, что российская монархия уже никогда не будет восстановлена и что самая идея ее реставрации уже потеряла политический смысл. Вероятно, сейчас было бы разумным предложить другое толкование явления Державной иконы, более близкое к его первоначальному пониманию — ее явление символизировало не восстановление Российской монархии, а будущее восстановление Российского государства и исторической России.
Империя и имперская монархия были институтами, заимствованными из римского и византийского прошлого и напрямую связанными с идеями всемирной монархии и «цезарепапизма», контроля государства над Церковью. Идея империи получила развитие уже в эпоху эллинизма в трудах таких авторов, как Диотоген, Стенид и Псевдо-Экфант. В их трактатах царь рисуется как «одушевленный закон», образ Бога, фигура, занимающая промежуточное положение между Богом и миром и в некотором смысле являющаяся богом для своих подданных[118]. На христианскую почву эти идеи были перенесены церковным историком Евсевием Кесарийским (263–340). В своей речи, посвященной тридцатилетию воцарения Константина, Евсевий «проводит параллель между Божественным Словом — Логосом — как архетипом и Константином как образом Логоса; так, на одном уровне Логос приготовил Царство Небесное для Отца, и на более низком уровне Константин ведет всех людей на земле к Логосу. Христианский император, в отличие от его языческих предшественников, не может сам быть богом, но он может быть определен как вице-регент Бога на земле, его друг и образ Логоса как посредника между Богом и творением»[119].
На русскую почву эти идеи были перенесены вместе с византийским имперским наследием и концепцией «Третьего Рима», выдвинутой псковским старцем Филофеем в его посланиях Великому князю Василию III, написанных в 1523–1524 годах[120]. Он полагал, что Московское царство, как единственное независимое православное государство, имеет полное право именоваться «Третьим Римом». Основное значение Филофей придает сохранению в Москве православной веры и государственной независимости — первый Рим пал, совратившись «в ересь Аполлинария», Константинополь был покорен мусульманами и единственным хранителем истинного христианства осталась Москва, которая и будет им до конца времен. Впоследствии концепция «Третьего Рима» получила в России широкое распространение, фактически став основой официальной идеологии целого ряда русских царей.
Некоторые православные монархисты и сейчас грезят о восстановлении православного Третьего Рима. Нам кажется, что уместно было бы высказать иное мнение. Не противоречит ли идея византийского и имперского Третьего Рима самой сущности России как многоконфессиональной евразийской цивилизации? И не выглядит ли попытка втиснуть Россию в прокрустово ложе римско-византийского наследия, с одной стороны, неправомерным расширением национальных интересов России до претензий всемирной империи и, с другой стороны, сужением горизонта русского народа до узконациональной и узкорелигиозной восточно-христианской перспективы? Вероятно, первым автором, который смог осмыслить эти проблемы, был хорват и католический священник Юрий Крижанич (1618–1683), в правление царя Алексея Михайловича долгие годы работавший в России.
Исторические судьбы России и ее роль в истории славянства были одной из центральных тем в размышлениях Крижанича. В своем трактате «Политика» он пишет: «Не друг нам тот, кто зовет наше королевство “Третьим Римом”. Такой [человек] не желает нам ни удачи в делах, ни добра, а желает гнева Божьего, разорения и всякого зла. Ибо после разрушения этого преславного [Римского] царства его название и римский герб стали злосчастными (то есть проклятыми, окаянными и сулящими неудачу). Не может исполниться пророчество Даниила, пока Римское царство не будет до конца разрушено Иисусом Христом. Ибо камень ударил в ноги и разбил глиняные персты. И тот, кто попытается возродить, восстановить и поставить на ноги это разрушенное Богом царство, открыто воспротивится Богу. Потому что Бог велит, чтобы камень, сам собою отвалившийся от горы, то есть Иисус Христос — король всех королей, ударил в ноги, и разрушил это Римское царство, и обратил в прах его глиняные ноги. Кто же может восстановить то, что Христос разрушает?»[121].
Очевидно, что Крижанич ссылается здесь на книгу Даниила, и толкования книги Даниила и Третьей книги Эзры занимают центральную роль в его размышлениях. По его мнению, Римская империя, «Римское царство», было разрушено Иисусом Христом, и это событие изображается во второй главе книги Даниила, где говорится о чудесном камне, который ударил «в железные и глиняные ноги» символизирующего четыре мировые империи истукана, уничтожив гигантскую статую (Дан 2, 34–35). Далее Крижанич обращается к толкованию Третьей книги Эзры, где под тремя головами явившегося Эзре чудовищного орла он понимает Римскую, Византийскую и Священную Римскую империю (3 Езд 11, 1). По его мнению, эти империи «погибли уже давно» — Римская империя после завоевания варварами, Византийская после завоевания турками, Священная Римская империя — после отречения Карла V Габсбурга от престола. С последним примером Крижанич явно испытывает некоторые сложности, признавая, «что австрийские великие князья, владеющие своими вотчинами — Австрийской и Чешской землями, ради почета идут на то, чтобы их избирали и называли римскими царями», но сразу же отмечает, что «это избрание и название не прибавляет им ни денег, ни даней, ни доходов, ни какой-либо силы»[122]. Таким образом, Крижанич решительно критикует концепцию Третьего Рима, отмечая, что «царь Иван [Грозный] поступил нехорошо и неправильно, когда пренебрег славянским именем “король”, подобающим высшему после Бога правителю, и принял чужое, неподходящее, негодное и несвойственное высшей власти римское имя «ЦАРЬ»[123].
Крижанич развивает свою идею об окончательном падении Римской империи вплоть до тотального отрицания любой возможности восстановления Византийской империи и какой-либо связи Византии и Руси. Он пишет, что «даже если бы Господь когда-нибудь дал нам овладеть Царьградом, то нам не стоило бы называть себя этим злосчастным римским именем, а мы бы именовались “королем Русским и Греческим”»[124]. Таким образом, завоевание Константинополя могло мыслиться Крижаничем только как геополитический успех Русского государства, а не как восстановление Византийской империи. Центральной теологической идеей Юрия Крижанича является всемирная власть Бога, которую он делегирует отдельным народам, представленным своими монархами-королями, и отсутствие какого-либо земного источника этой власти: «Лживо, и мерзко, и богохульно написали льстецы в римских законах: "Царь Римский — государь всего света". Да онемеют уста, хулящие Господа. Хулу эту мы отвергаем. Один лишь Бог — государь всего света. А римский царь не имеет никакой власти над иными королями. Отдайте царю — царево, а Богу — Богово»[125].
Примечательно, что идеи Юрия Крижанича не получили должного внимания в русской
