к его удивлению, они не возмутились, а, наоборот, признались, что тоже получили сообщения со всякими слухами и намеками от достойных доверия людей в Иерусалиме, но не посмели тревожить царя. По их лицам Антипатр понял, что в письме нет ничего такого, о чем бы они уже не знали, и они принялись умолять его остаться под защитой императора, пока не выяснится, подозревает его Ирод в участии в заговоре и в убийстве Фероры или нет.
Антипатр выбранил их. Сказал, что чистая совесть — лучшее оружие против лжи и злобы. Привел в пример своего отца, который бесстрашно явился в Рим отвечать на бессмысленные обвинения Силлея. Заявил, что сразу же после казни Силлея вернется в Иерусалим. Он немедленно написал отцу о том, что собирается отплыть из Рима не позже чем через десять дней, и сделал подробный отчет о своих тратах в Риме, посетовав, что на дело Силлея ушло почти двести талантов серебром, шестьдесят из которых — на взятки судьям и прочим чиновникам.
Август искренне огорчился, когда Антипатр попросил у него разрешения вернуться в Иерусалим. Он щедро одарил его и вручил похвальное письмо для Ирода. В нем он обыграл имя Антипатра: «Сын, столь верный своему долгу, должен был бы называться не Антипатр, а Филопатр, то есть тот, кто чтит отца своего, а не тот, кто противостоит ему. Я завидую тебе, милый Ирод, ибо у тебя есть Филопатр-соправитель, которому ты с доверием можешь передать часть своих дел. Его усердие выше всяческих похвал». Август, конечно же, знал, что Антипатр вовсе не означает «тот, кто противостоит своему отцу», а имеет совсем другой смысл, потому что приставка «анти» не однозначна по своему толкованию. Антипатр — это «тот, кто представляет своего отца». Имя Антипатр передавалось из поколения в поколение в доме Ирода и первоначально, думаю, означало «служитель Геракла-Мелкарта».
Август выразил Антипатру сочувствие в связи со смертью его дяди Фероры, весть о которой официально прибыла из Антиохии с последней почтой.
— Значит, это правда! — воскликнул Антипатр, не в силах сдержать слезы.
— Разумный да услышит! — сказал Август. — Неофициально мне сообщили, что твоя мать, царица Дорида, впала в немилость. Советую тебе не бросаться слепо на ее защиту, как этого потребует от тебя твое великодушие. Твоего отца легко рассердить, поэтому не противоречь ему, пока не добудешь доказательств ее невиновности.
— Цезарь, в чем обвиняют мою мать? — спросил Антипатр.
Но Август не был расположен к большей откровенности.
— У меня неофициальные сведения, — ответил он, улыбкой давая понять, что отпускает царевича.
Силлей был казнен на сентябрьские иды, и Антипатр со своей свитой спешно отплыл домой на быстроходной галере «Удача». Сначала непогода настигла его в Ионическом море, потом возле острова Крит, но когда показался берег Киликии, наступило затишье, а тут галера Антипатра встретилась с шедшим из Кесарии пассажирским кораблем. Среди корабельной почты было послание Ирода к Антипатру с требованием немедленно возвратиться в Иерусалим, как бы ни закончилось дело Силлея, потому что отсутствие Антипатра в Иудее ощущается с каждым днем все острее. Письмо Ирода было ласковее, чем обычно, и в нем лить намеком говорилось о смерти Фероры, из чего Антипатр заключил, что было еще одно письмо, которое он не получил. Ирод также упомянул о «небольшой неприятности» с царицей Доридой, которая выказала «неродственную жестокость» по отношению к младшим женам царя, а к его упрекам отнеслась не так, как он имел право ожидать. «К тому времени, когда ты возвратишься, мой сын и живой залог нашей любви, все наверняка уладится. Поэтому, не считая всего остального, о чем я тебе уже сообщил, молю тебя, не медли, пошире распусти паруса и лови западный ветер».
Антипатр, с души которого свалилась великая тяжесть, показал письмо двум надежным придворным.
— Читайте, — сказал он им. — То странное письмо, несомненно, сочинено врагами, пожелавшими посеять вражду между мной и моим любящим отцом. Неудивительно, что они его не подписали. Хорош бы я был, если б послушался ваших советов!
— Ты прав, царь! Забудь обо всем, что мы тебе говорили.
Антипатр с удивлением обратил внимание на странно расположенные еврейские буквы, по-видимому шифр, на обратной стороне письма Ирода, потому что точно такие же были на письме, полученном им несколько недель назад из Иерусалима. Он стал искать то первое письмо, которое, как он точно помнил, было отчетом управляющего его фамнийскими владениями, а когда без особого труда нашел его, то сравнил буквы-цифры, которые прочитал по-восточному — справа налево:
1. 19. 17.
18. 18. 8.
12. 3. 27.
Во втором письме цифры были другие:
5. 24. 9.
10. 11. 5.
6. 15. 32.
Зато почерк один и тот же. Что это значит? Зашифрованное послание? Тогда оно вряд ли адресовано ему, потому что он ни с кем не договаривался о шифрованной переписке. Может быть, кому-то из его людей? Или это просто почтовые пометки?
Он переписал цифры на маленький обрывок пергамента и начал изучать их с той сосредоточенностью, с какой путешественники обычно изучают всякие пустяки во время спокойного плавания в хорошую погоду. Однако у него ничего не получалось. Больше всего его удивляло старинное письмо, как в текстах Писания.
Корабль плыл по Оронту в Антиохию, где Антипатр сошел на берег, чтобы встретиться с новым прокуратором Сирии Квинтилием Варом, с которым давно дружил. Здороваясь с ним, Вар как-то странно на пего посмотрел и пригласил побеседовать наедине, но когда вместо слезливых признаний или страстной мольбы о помощи он услыхал от Антипатра шутливый рассказ о недавних событиях и общих знакомых, то потерял терпение и прямо спросил его, не осложнила ли его положение смерть Фероры.
— Нет, я к этому не имею никакого отношения. Хотя, конечно, не отрицаю, известие о его смерти было для меня неожиданным и тяжелым ударом. Я очень любил Фе-рору. Он был мне почти отцом, когда я жил в изгнании, и, признаюсь, я плакал, когда узнал, что он умер. В самом деле, я на целый день возложил на себя вретище и посыпал голову пеплом, как положено по обычаю.
— Царь, почему ты ничего не хочешь сказать мне? Ведь я твой друг!
— Что я должен сказать?
— Разве у тебя нет никаких опасений?
— Я тебя не понимаю.
— Я тебя тоже. Ладно, помолчим, если тебе так угодно, но кое-что я все-таки должен тебе сообщить. Твой отец по какому-то делу пригласил меня в Иерусалим, но по какому, не уточнил. Однако я догадываюсь. Через несколько дней я отправлюсь в путь, но поеду
