— Позвольте мне судить об этом самому. И сделайте, как я сказал, пожалуйста. Повторяю еще раз: у нас очень мало времени…
— Как пожелаете, — неохотно уступила девушка и наметила будущие куверты подстановочными тарелками. — Это чисто мужское мероприятие? Или женщины тоже участвуют?
— Вы серьезно? — я так удивился, что даже взглянул своей собеседнице в лицо. — Какое это имеет значение? Вам для сервировки нужно?
— У вас же «премиум», вы в курсе?
— А вы? — обронил я весьма прозрачный намек.
— Разумеется! Об этом и речь. Для женщин поверх салфетки мы положим розочку.
— А для мужчин?
— А для мужчин не станем.
— Грандиозно! — я восхищенно прижал руку к сердцу, ощутив, как в нагрудном кармане хрустнули заготовленные чаевые.
— Это сарказм, да? — девушка немного потрепетала ноздрями. — Если хотите, у меня есть палочки корицы… Можем украсить ими мужские места… Места, за которыми будут сидеть мужчины.
— Как вас зовут, сударыня? — осведомился я, демонстрируя не только поразительное присутствие духа, но и посильную в нынешних обстоятельствах галантность.
— Я вам уже представилась! — напомнили мне в ответ. — Сразу, как только вошла. Вы не очень внимательны, Дмитрий.
— Нет, это вы не очень внимательны, душенька. Иначе запросто могли бы заметить, что я вовсе вас не слушал.
— Полина! — заново назвалась девушка. — Старшая менеджерка. И не зовите меня душенькой, это вульгарно. Кажется, я не давала вам повода…
— Полина, — я бережно вцепился в спинку стула. — Ради всего святого! Не нужно никаких розочек. Не нужно корицы. Просто накройте стол, безо всяких премудростей. И искренне прошу меня извинить, если это возможно. Больше никогда в жизни не назову вас душенькой.
— Хорошо, забыли инцидент, — Полина отступила на шаг от стола и обозрела намеченную диспозицию. — Предпочитаете без декора — пожалуйста. Если честно, здесь я на вашей стороне: не те сейчас времена, чтобы на женщин и мужчин навешивать специальные ярлыки — все равно, что овец от козлищ отделять. Но фирма настаивает… Среди гостей имеются левши?
— Простите? — мне показалось, я ослышался.
— Левши, — повторила она и вскинула вверх левую ладошку, словно принося торжественную клятву умереть, но не упустить возможности довести меня до нервного срыва. — Сенестралы. Леворукие люди.
— Знаете, Полина, — я все еще сдерживался. — За столом я не новичок, и мне совершенно точно известно, что преобладающая рука на сервировку не влияет. Об этом можно прочесть в любом пособии…
— А наша фирма считает иначе! Нельзя пренебрегать человеческими особенностями: ни в жизни, ни за столом. Не следует игнорировать нужды меньшинства, Дмитрий. Между прочим, я сама левшачка, и знаю, о чем говорю… Так что насчет ваших гостей?
— Увы, с ними нам сегодня не повезло. Все мои гости — совершенно нормальные люди, — затравленно нахамил я и выскочил из столовой, затворив за собой неподатливую дверь, к которой, мне кажется, не прикасался с момента своего поселения в этой квартире.
Измеряя шагами гостиную и прислушиваясь к энергичному позвякиванию посуды, доносившемуся из оставленной мной комнаты, я постепенно восстановил самообладание и уже начал сожалеть о своем грубоватом выпаде. В сущности, я был либерал и с одинаковым равнодушием относился к любым убеждениям своих ближних, если только они не мешали мне получить мой ужин в урочный час. Полина имела право исповедовать какие угодно принципы, и в другое время, будь его у меня в достатке, я бы с удовольствием узнал о них больше. Вероятно, ко всему прочему она была чем-то вроде феминистки и, вероятно, не худшего сорта, насколько позволял разглядеть ее нелепый фартучек… Звонок Алены прервал процесс моего раскаяния в его заключительной фазе: я как раз вынашивал план вернуться к Полине и предложить ей выпить мировую. Беспроигрышный вариант: если бы Полина не согласилась, мировую мог выпить я сам — главное, прорваться мимо нее к винному шкафу…
«Димуль?» — несмотря на отменную шумоизоляцию, отличавшую салон неприметной «Ауди», в которой обычно разъезжала сестра, я без труда определил, что она находится в дороге. — «Соскучился по мне? Ну, а как же! Не отчаивайся, братишка, я уже на подходе! Эд, сколько нам еще телепаться? Сколько? Не признается, подлец: секретничает… Тогда хоть делом помоги, если такой умный! Свету здесь прибавь — не видно же ни хрена… Да какие там люди? Где они? Значит, стекла мне затемни по полной: вот и вся твоя «видимость снаружи»… Чего-чего? Эд, ты издеваешься? Мне еще о вас двоих думать нужно? Просто не пяльтесь куда не надо и все… Короче, Димуль, минут двадцать еще, наверное. Ты там как? В норме?» — «Я-то в норме», — сказал я. — «А у тебя что происходит?» — «У меня? А, это я, походу, переодеваюсь. Протаскалась целый день — изгваздалась в чем только могла. Еще и в ресторане огроменное пятно на блузку посадила. Пора освежить прикид…» — «В ресторане? О, так вы с Викой поужинали уже?» — меня охватило разочарование. «Вики со мной нет», — беспечно сообщила Алена. — «А я только так, перекусила малек: половина мне досталась, половина, мать ее, блузке». — «Ничего не понимаю. Ты одна? Изменились планы? Вику мы сегодня не увидим?» — «А ты уж заждался!» — сестренка довольно хмыкнула. — «Все путем! Вика своим ходом подтянется. Ей зайти куда-то понадобилось…» — «По такому-то времени? Куда?» — почему-то удивился я. «Мне-то откуда знать?» — в свою очередь удивилась Алена. — «Я ей не сторож: куда захотела, туда и пошла… Ладно, Дим, у меня тут с топиком проблемка: нужно как-то бирку отчекрыжить. Не знаю пока чем: под руками — одни зубы. А двое мужиков с красными ушами мне, похоже, не помощники… Давай! До встречи, Димуль! Отключаюсь…»
Итак, у меня оставалось еще около двадцати минут. Я топтался возле столовой и прикидывал, как бы мне поласковее пришпорить Полину: так, чтобы эта норовистая особа пошевеливалась, а, упаси боже, не встала сызнова на свои идейные дыбы. И вдруг она сама вышла мне навстречу, резко отворив дверь, из-за которой немедленно потянулись всевозможные гастрономические запахи. Я инстинктивно отпрянул, однако, отступив на два шага, успел собраться с мыслями и принял внушительную осанку, что в иные дни повергала в трепет моих бывших подчиненных.
— Что у вас? — сухо поинтересовался я у Полины, с недоумением воззрившейся на мою выпяченную грудь и появившиеся откуда ни возьмись
