Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
Весной 1894 года Мунк провел несколько выставок в разных городах Германии. В Гамбурге зрители пришли в такую ярость, что художнику пришлось бежать оттуда «сломя голову», как он выражается в письме к брату Андреасу. В то же время скандал привлек внимание многих горожан, пожелавших взглянуть на причину беспорядков, и доля Мунка от продажи входных билетов составила целых 300 крон. По-видимому, он продал и одну картину, поскольку галерея пишет: «Благодарим вас за высланный прейскурант, хотя и сильно сомневаемся, что нам удастся продать еще что-нибудь».
Мунку постоянно не хватало денег, из-за этого он попадает порой в неприятные истории. Так, он пробыл некоторое время в пансионате некой фрау Эрас и внезапно уехал, не расплатившись. Он остался должен хозяйке 57 марок. В мае ему доставили письмо от адвоката, который отмечает, что в распоряжении хозяйки пансионата находятся одежда и прочие вещи бывшего постояльца. Если Мунк не заплатит, все это будет продано на аукционе, но и тогда долг все равно покрыт не будет, – то есть он по-прежнему останется в должниках!
У богемных художников из кружка Пшибышевского не было ни гроша за душой. Но тут, на их счастье, появляется еще один состоятельный человек, который интересуется новейшими тенденциями в искусстве и культуре. Он носит звучное имя Эберхардт фон Боденхаузен, ко всему прочему он еще и барон, владелец крупного поместья в Пруссии. Фон Боденхаузен презирал вульгарные художественные вкусы буржуа и искал общества Пшибышевского и его товарищей. Вскоре он заказал Мунку портрет и несколько рисунков, – заказы были не очень крупными, но обещали стать постоянными. К тому же у фон Боденхаузена были связи.
Так обстояло дело в мае 1894-го, когда Мунк отправился домой вместе с Пшибышевским, который пустился вслед за уехавшей на родину Дагни. В конце месяца Пшибышевский пишет барону фон Боденхаузену письмо о том, как трудно было уговорить Мунка на эту поездку, но тут же замечает, что теперь все препятствия преодолены: «…Сейчас он засел в невозможнейшей рыбацкой деревушке и рисует умопомрачительные картины. Осенью нам предстоит стать свидетелями великолепной выставки».
Мадонна
Под рыбацкой деревушкой на сей раз подразумевался не Осгорстранн, а деревенька Филтвет на полуострове Хурумланнет, куда Пшибышевский приехал навестить Мунка летом 1894 года. Польский писатель был поражен новыми работами друга; здесь же, в Филтвете, он позирует Мунку:
Его новые картины замечательны… Он написал и мой портрет, изумительный по своей психологической достоверности. Он очень приятный в общении человек, но в настоящее время живет в полной нищете. Он надеется достать немного денег в Кристиании.
Когда портрет был готов, гость, будучи прирожденным горожанином, быстро заскучал и вернулся в Конгсвингер к жене. Сидение на пляже под шум прибоя навевало на него печаль. У Филтвета были свои преимущества, главное из которых – быстрое и надежное сообщение со столицей; так что Мунк и сам часто ездил в Кристианию – иногда чтобы занять денег, а порой просто развеяться.
В Филтвете Мунка навестила сестра Ингер. Как обычно, ей пришлось поработать натурщицей. Поскольку на Ингер было красное платье, картина без особых затей получила название «Ингер в красном». Это был красивый портрет с немного размытыми очертаниями, Ингер вспоминала его всю жизнь.
Однако на этот раз Мунку не удалось целиком посвятить себя творчеству и богемным увеселениям. У Норвегии серьезно обострились отношения со Швецией, в унии с которой она тогда состояла. Ждали войны, и домашние, особенно Ингер, очень нервничали – ведь в этом случае Андреаса могли призвать в армию. Ингер даже боялась читать газеты. На этом семейные проблемы не заканчивались. Андреас никак не мог устроиться на постоянную должность, хотя уже давно сдал государственный экзамен по специальности. Больше всего ему хотелось отправиться в дальние странствия – например, уехать работать врачом куда-нибудь в тропики. Приходила ему в голову и мысль об эмиграции, что по понятным причинам не слишком радовало тетушку.
Что-то надо было решать и с Лаурой. После двух лет, проведенных в больнице, ее наконец выписали. Теперь, двадцати пяти лет от роду, она не была в состоянии прокормить себя. Тетушка Карен и Ингер заботились о ней как могли, но они и сами едва сводили концы с концами. Эдвард понял, что ему с Андреасом придется взять содержание младшей сестры на себя.
Тем временем Хельге и Рагнхиль Бекстрём, с которыми Мунк состоял в переписке, договорились с художественной галереей в Стокгольме об организации в октябре большой выставки его картин. Так что обратный путь Мунка в Германию теперь пролегал через Швецию, где до сих пор о нем ничего не знали. Однако слухи о берлинском скандале опередили художника, интерес к выставке оказался неожиданно велик.
Реакция консервативной шведской столицы была, мягко говоря, не самой благоприятной, но, как бы то ни было, Мунк оказался в центре внимания. «Выставка Мунка вызвала ажиотаж в обществе. Все ее обсуждали, каждый считал своим долгом ее посетить, и еще долго она служила любимой темой для разговоров». Кое-кто из критиков отказался принять Мунка всерьез; дошло до утверждений, что партия Венстре («Левые») специально заслала его в Швецию, дабы посмешить и смягчить стокгольмцев перед обсуждением политических проблем, связанных с унией. По мнению более вдумчивых критиков, у Мунка есть талант, но недостает внутреннего стержня; поэтому, дескать, он бездумно следует модным поветриям и за несколько лет успел сменить не один стиль – рисовал в духе натурализма Крога, потом подражал импрессионизму Писарро, а теперь ударился в символизм. Особенно неудачной была признана серия «Любовь», и в первую очередь «Крик». Критик «Афтонбладет» написал, что «герой» картины утратил последние черты сходства с человеком – вот, мол, даже уши у него собачьи, хотя ослиные подошли бы куда лучше!
Доход от выставки составил около 2500 крон, а это значит, что ее посетило около трех тысяч человек (входной билет стоил 1 крону, но в последние дни цену снизили до 50 эре). Тем не менее Мунку не удалось заработать сумму, на которую он рассчитывал. После того как организаторы получили свое, на его долю осталось не более 400 крон, и это с учетом того, что ему удалось продать одну картину – правда, за жалкие 100 крон.
В целом же визит в Стокгольм можно признать для Мунка успешным. Он жил у Бекстрёмов и вращался в самом изысканном обществе. Шведы были исключительно вежливы и дружелюбны – впрочем, до тех пор, пока речь не заходила о политических разногласиях между двумя странами. В письме к брату художник с гордостью сообщает, что познакомился с известным поэтом и дипломатом графом Снойльски и французским переводчиком Ибсена графом Прозором.
Мунк очень хотел в Париж и надеялся, что Прозор поможет ему там своими связями и познакомит с нужными людьми. Конечно, выставки в Берлине и других крупных немецких городах – дело хорошее, но именно Париж считался «столицей XIX века», именно в Париже зарождались все новые веяния в искусстве, которые потом покоряли мир.
Прямо из Стокгольма Мунк отправился в Берлин и прибыл туда 16 октября. Он поселился в пансионате, где снял также комнату под мастерскую, но не взялся немедленно за кисть, как обычно. Вместо этого он занялся графикой – совершенно новой для себя техникой. Не имея никакой профессиональной подготовки, самое большое, посоветовавшись с коллегами и печатниками, Мунк стал осваивать искусство гравюры – строгой художественной формы с многовековыми традициями, ведь среди мастеров гравюры было много великих художников, в том числе Рембрандт.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
