Это открытие так поразило меня, что я на время забыл о беде, постигшей наш лагерь. И отвлекся. И вдруг сообразил, что все это время моя спина опиралась не на мягкий песок смерча, а на нечто жесткое, твердое.
Я обернулся и сунул руку в песчаный столб. Мои пальцы уперлись в прохладный гладкий металл. Я копнул глубже, и вдруг на меня сверху обрушились потоки песка.
Я живо вскочил, отбежал в сторону и, отряхнувшись, увидел перед собой космический корабль. Он возвышался надо мной, точно гигантская шариковая ручка. Его сверкающее острие было нацелено в самый центр неба.
Первым делом мне в голову пришло, что это «Союз» или «Аполлон», опустившийся каким-то образом в Сахаре и почему-то брошенный экипажем. Но тут же я понял, что наши современные космические корабли тут ни при чем. Для того чтобы такую громаду занесло песком, нужны многие века. Значит, передо мной находился звездолет, на котором еще летали древние египтяне. Мне стало грустно, когда я понял, что сделал археологическую находку века. Ну просто не было никакой возможности остаться скромным.
Но вдруг, обходя корабль, я, к своей радости, увидел надпись:
«СКРОМНЯГА»
порт приписки планета Скромная.
Однако радость моя длилась недолго. Я быстро понял, что угодил в еще большую неприятность, явившись первым человеком, обнаружившим следы космических пришельцев, некогда посетивших нашу планету.
Мне стало не по себе, когда я представил, какая новая слава ждет меня, если мы не погибнем от жажды в песках. И будь я один, я, наверное, выбрал бы последнее. Потому что такого бремени славы мне уже ни за что не выдержать. И пусть уж обо мне просто говорят: «А, это тот самый Иван Иванович, который полвека плавал юнгой из Новороссийска в Туапсе?»
Но в конце концов мне пришлось смириться с неизбежностью славы. Покончив с размышлениями, я заметил, что вокруг меня происходит что-то странное. В воздухе передвигались сами по себе чьи-то начищенные медные пуговицы, отделенные от костюма и обшитые серебристым галуном рукава и штанины с позолоченными лампасами. Так же сам по себе бегал по песку беспризорный лакированный сапог, а на уровне моего плеча плавал, потряхивая густыми кистями, роскошный генеральский эполет.
А затем кто-то невидимый взволнованно воскликнул:
— Он, кажется, нас обнаружил?
— Ничего себе кажется! Он ни много ни мало откопал наш корабль! — ответил кто-то другой, невидимый, с эполетом.
— Все же кому-то из нас придется себя пересилить и вступить с землянином в контакт, — грустно сказали из района пуговиц.
— Капитан! Видимо, сделаешь это ты. Тебе терять уже нечего, — сказал лакированный сапог.
— Почему мне терять нечего? Думаете, если меня назначили капитаном корабля, значит, я совсем уже конченый? — обиженно ответил эполет.
Я не стал ждать, что будет дальше, потому что невидимки могли торговаться между собой и день, и два, а у нас уже не было времени, и схватил проплывавшую мимо меня пуговицу.
— Он случайно взял мою пуговицу! — закричал невидимка и дернулся, пытаясь освободиться.
Под моими пальцами затрещала ткань. Но я еще крепче вцепился в пуговицу невидимки.
— Сейчас же отпустите меня! — потребовал невидимка. — Вы порвете мой простенький мундир, который стоит целое состояние.
— Отпущу, если скажете, кто вы, — пообещал я, по-прежнему держась за пуговицу.
— Я не могу вступить с вами в контакт. Мне кое-что мешает, — ответил невидимка.
Я возразил:
— Вы уже вступили. Мы уже обменялись с вами репликами. С вашей стороны их было даже две.
Мой невольный собеседник помолчал и растерянно согласился:
— Пожалуй, вы правы. Я даже не заметил, как вступил. Значит, я хуже всех в экипаже. Так и войду в историю своей страны, как человек, первый заговоривший с землянином. — Невидимка всхлипнул, затем тяжело вздохнул и сказал: — Ну, ладно, теперь мне все равно пропадать. Так что вы хотели узнать: кто мы и откуда? Мы — жители планеты Скромной из созвездия Простецкого-Свойского. Прилетели к вам с единственной, вполне понятной целью: установить контакт с вашей цивилизацией. Если, разумеется, кто-нибудь из членов экипажа окончательно потеряет к себе уважение.
— Что же выходит? Вы такие гордые? И считаете ниже своего достоинства вступать с нами в контакт? — спросил я, не сумев скрыть своего возмущения.
Среди невидимок началась невероятная паника. Рукава, штанины, сапог, пуговицы, пряжки ремней и эполет заметались вокруг меня.
— Что вы? Что вы? Как смели так подумать, совершенно не зная нас? Мы же совсем наоборот! — закричали невидимки в один голос.
— Тогда я ничего не понимаю, что происходит со мной, если верить другим, кстати, очень редко, — сказал я. — О таинственных причинах, мешающих вам контактировать с нами, мы побеседуем потом. А сейчас вы должны мне помочь спасти нашу экспедицию.
И я поведал пришельцам о нашей беде. Мой рассказ вызвал среди них и сочувствие, и растерянность.
— Мы очень опечалены вашей судьбой, — сказал эполет. — Но… но помочь вам не сможем.
— Да что вам мешает, в конце-то концов? — вскричал я, теряя терпение.
— Наша скромность, — кротко ответил эполет.
Мне показалось, что меня подвел мой тонкий слух.
Я слышал впервые, чтобы скромность была препятствием для свершения добрых дел.
— Да, да, помочь вам мешает скромность, — подтвердил эполет, видя мое смятение. — Мы вас спасем, а потом все станут указывать пальцем на нас и говорить друг другу; «Вот они, нескромные люди! Им очень хотелось отличиться, и для этого они спасли землян. Полюбуйтесь на них!» А мы между тем соревнуемся за звание самого скромного.
— Так вот в чем дело! — сказал я. — Да, на вас будут указывать пальцем, но только по другому поводу. «Это те, кто не шевельнул даже мизинцем, чтобы спасти землян», — вот что тогда скажут люди.
Я услышал легкий шорох. Это озадаченные пришельцы терли затылки.
— А пожалуй, он прав, — пробормотал эполет, командир корабля.
— Вот это влипли в историю, — добавил тот, кого я держал за пуговицу.
— Мы влипли еще в тот день, когда отправились в это путешествие, — сказал с горькой усмешкой пришелец с лампасом. — И теперь от хорошего поступка не отвертишься, как ни хитри.
— Ну, а если так, то мы поможем, землянин, и тебе и твоим друзьям, произнес командир, приняв решение. — Только одно условие: никаких благодарностей. Этого нам не перенести. Мы погибнем от сильного приступа смущения.
Это мне было знакомо. Я и сам однажды едва не погиб от смертельной дозы похвал, когда все газеты мира посвятили свои номера моему скромному юбилею. В тот день число моих приключений перевалило за тысячу. Что тут началось! На меня обрушился небывалый ураган восхищения, и меня спасли лишь железное здоровье и привычка к самым невероятным испытаниям.
