Всё равно все умрут.
– Не говорите так. Вы убиваете надежду. А это последнее, что у нас осталось, – раздаётся голос Сэмуэля надо мной.
Преподобный выглядит также, как и при встрече: помятым и голодным. Но, видимо, он не может долго расслабляться пока другим плохо:
– Сестра Пионика справится. Она знает, как остановить распространение болезни. Она одна из лучших врачей на моей памяти. Не считая матушки Авроры.
– Вы знаете Аврору?! Да, старушка бы сейчас всем навтыкала!
– Поэтому не стоит их хоронить раньше времени.
***
Дни летят, сливаясь в поток боли и усталости. Через два дня я перестаю бояться заразиться. Через три – мёртвых. Человек привыкает ко всему, даже к зомби, выстроившимися ровными рядами на заднем дворе. Днем мы проверяем их состояние и хороним успокоившихся. Кресты сбиваем вручную из подвернувшихся палок. Ночью можно спокойно гулять мимо них. Если идти медленно, они никак не реагируют. Если дернуть кого-то за конечность, зомби, как правило, падают.
Прям моя Сборная на матче с Испанией в 2016 году! Такие же тополя! И не те, которые стреляют, а те, которые кроной колышутся, а стволами нет.
Они пытаются напасть только раз. Когда замечают в моем кармане бинт с запахом крови, что я позаимствовал из медицинского мусора. Исключительно в исследовательских целях.
Оказывается, восставшие не настолько безобидные. Кровь для них – красный флаг, к которому несутся сразу несколько тел. Грязные пальцы хватают источник запаха, и начинается драка за трофей.
Я быстро сматываюсь в церковь. Я, конечно, законченный оптимист, но тесно знакомиться с ними не намерен.
– И чего они разгалделись? – спрашивает Богомол. Его шум заботит не больше карканья ворон на улице. Он умудряется спать на полу в одежде и оставаться аккуратным, словно девятиклассница на экзамене.
– Кто их знает? Может, могилу не поделили? – отвечаю, почесав затылок. И тут же предлагаю: – Сходи, проверь.
– Сегодня ваша очередь дежурить, сестра Литиция! – обиженно заявляет Святоша, отворачивается к стенке и сопит.
Он еще не знает, что кровь на моем флаге мести принадлежит ему.
***
Следующей ночью я засыпаю очень долго. Рядом ворочается Пионика. Бормочет что-то про мир, воскрешение и спасение. Она добилась того, что новых больных больше не появляется. Это победа. Остаётся захоронить трофеи.
Монотонный стук давит на мозги. Что-то бьётся о стену.
Что живые, что мертвые, меня все достали по горло.
Хватит.
Я собираюсь закончить этот концерт.
Ружье холодом встречает руку.
Свечи ночью не жгут. И церковь освещает лишь блеск луны, пробивающийся в маленькие окошки на колоннаде.
В этом тусклом свете, посреди разлегшихся больных стоят двое.
У первого одежда отливает кровью.
Второй клонит голову на бок и подергивает рукой.
В сжатых ладонях Константина стучат черные бусины. Тихая молитва плывет по помещению.
Безобидный мертвец, который не может проникнуть в святое место, пускает слюни на Главного Богомола Великобритании. Изо рта у него торчит окровавленный бинт.
Выстрелить или дать ему возможность откусить Константину руку?
Взвожу курок.
– Помогите вывести его на улицу. В святом месте нельзя проливать кровь. Насильственная смерть опорочит церковь, – тихо предупреждает Богомол. Зомби дышит громче и шагает к нему.
– Он же уже мертв. Формально – это не убийство, – здесь около сотни больных, в основном женщины и дети. Мой небольшой акт мести должен был самоорганизоваться на кладбище, а не превратиться в террористическую деятельность. – Как он прошел внутрь?
– Думаю, кто-то принес его, – Константин перемещается, так, чтобы оказаться спиной к двери и медленно отступает. Мертвец двигается за ним. С той же скоростью. Ступая с той же ноги.
Я могу снести ему голову одним выстрелом. Перебудить всех и поднять панику, в которой люди начнут выбегать на улицу. А там возможно, ждут остальные непокойники.
Это ж надо так вляпаться! Да еще и в собственное!
– Кто решиться на такую глупость?
Константин так красноречиво смотрит на меня, что я даже в темноте чувствую его надменное недоверие.
– Я бы такую гадость в руки не взял! – признаюсь совершенно честно. – К тому же он тяжелый!
– Значит, ситуация несколько хуже, чем я думал!
Это он зря возмущается. Выходит громко. Мертвец дергается, внезапно ускоряется и тянет руки к Преподобному. Тот отпрыгивает к выходу, поднапрягается, открывая двери, и выскакивает на улицу, подтверждая звание прыгучего насекомого.
Зомби ковыляет за ним. Быстро и смешно. Ноги явно не слушаются, подволакиваясь при каждом шаге.
На улице нас ждут. Целая толпа покойников нестройно гудит и шевелится, уплотняясь к центру. Они явно что-то рвут в самой середине своего сборища. И я даже думать не хочу, что.
– Стреляйте, – приказывает Константин.
И я нажимаю на курок. Голову мертвецу сносит напрочь.
Толпа оборачивается и, зарычав, бросается к нам.
Внутри церкви кричат.
– Не выходить! – одним прыжком я оказываюсь в дверном проёме. Проверяю одну створку и готовлюсь закрыть вторую.
Соблазн оставить Богомола на растерзание велик, но я, все-таки, придерживаю дверь и даже отпихиваю в сторону особо быстрого зомби стволом ружья.
А потом кто-то толкает меня в спину, делаю шаг вперед, и двери за спиной захлопываются.
Сначала на меня налетает Константин, а потом толпа мертвецов. И дружно сминают меня в яичницу.
– Поэтому я не катаюсь в метро, – хриплю, прижатый толщей тел. Там и давка такая же, и запах такой же и звуки похожие.
И это страшно.
Клацают зубы, ломаются кости.
Зомби бесятся, как депутаты на дебатах. Слюни и лозунги летят в угнетающем количестве.
Окей, Алиса, если я сдохну, завещаю тело на нужды науки. Все равно не моё.
Константин перехватывает меня за талию, и, используя ружье как шест, выталкивает нас из гущи мертвецов.
– Твоя кровь провоцирует их, – тычу пальцем в порез на боку Преподобного и сбрасываю с себя пару мертвых рук, улетевших с нами.
– Псалом 69! – и эта фраза звучит, как приказ, но я с радостью подчиняюсь.
Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне.
Твари быстро разворачиваются на сто восемьдесят и прут в нашу сторону. Тянут к нам лапы, как самые преданные поклонники. С той же страстью в глазах и жаждой оторвать кусочек счастья.
