Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
Эта внезапная известность была мне очень неприятна, и конец года я провел, стараясь все забыть.
Дома реакция была разной. Мать по-настоящему не осознала жестокость моего поступка и сочла, что я неплохо проучил мерзавцев. Между тем эта ярость выявила мои уязвленность и одиночество. Однако мама по-прежнему ничего не замечала или, может быть, не желала замечать. Франсуа смотрел на меня странно. Он наверняка не забыл, как в его ночной клуб ворвался мой отец в костюме пирата, а также то, что за тем последовало. Он беспокоился, что я последую той же дорожкой, тем более что мое тело подростка уже стало обрастать мускулами. Но у меня не было ничего общего с отцом, и моя жестокость была вызвана экстремальной ситуацией, в которую меня вовлекли. Для меня это был вопрос справедливости, законной самообороны. Но не вопрос силы.
Впрочем, это был единственный раз за всю мою жизнь, когда я физически боролся за справедливость.
* * *
Первый триместр закончился, и мы могли наконец обустроиться в новом доме. У меня была большая комната с окном в сад. Джерри был счастлив, мама тоже. Франсуа обшарил дом и составил перечень всех возможных опасностей для его сына. Он даже велел установить решетку на колодце. Однако можно было не торопиться: Брюс только начинал ползать.
Я больше не жил в интернате и каждый вечер возвращался домой, что по-настоящему напрягало маму, которой приходилось каждый день мотаться туда-сюда на двадцать четыре километра. Идеальным выходом было купить мне мопед, но я должен был расценивать его как подарок. Поэтому я включил мопед в свой рождественский список. Синий «Пежо 103 СТ», такой же, какой у меня угнали в Лезиньи.
На Рождество под елкой я нашел конверт, на котором рукой Франсуа было написано: «Сгодится на мопед». Он всегда так делал, когда у него не было времени чем-то заниматься. Увидев это «сгодится на», мама так показательно обрадовалась, словно мопед стоял уже в гостиной. Я поблагодарил Франсуа, правда, сквозь зубы. Моя независимость наступит не завтра, а пока мне предлагалось ездить в лицей на этом «сгодится на».
Понятно, что никто из моих немногочисленных приятелей не готов был проложить себе дорожку к моему дому, чтобы видеться со мной по средам. Я снова остался один и делил свое время между Брюсом и Джерри. Подростковые гормоны начали во мне закипать, и напряжение в доме явственно ощущалось. В конце концов я объяснил маме, что наша удаленность от города пагубна для моих занятий. Я не мог ни узнать у товарищей, что задано, ни получить помощь от преподов, и это сказалось на оценках во втором триместре. Лучшим решением было вернуться в интернат. Франсуа тут же согласился, а мама моего демарша не поняла. У меня не было желания вернуться в интернат, но еще меньше мне хотелось оставаться в этом доме. Я чувствовал себя необязательным элементом в новой семье, которая не нуждалась в моем существовании. Мне были не рады.
* * *
Я все реже и реже видел дельфинов в зоологическом саду. Когда и следа не осталось от эгоистического удовольствия их видеть, я стал ощущать их тоску. Вода пахла хлоркой, а глубина едва достигала трех метров. К тому же нелепый бассейн находился под надувным куполом, и они никогда не видели неба. Такие заведения должны быть под запретом. Я чувствовал их несвободу, которая была больше, чем моя, а их одиночество сковывало меня холодом. Я очень хотел бы однажды узнать, что они свободны, что они вернулись в бескрайнее море.
Я уже не собирался становиться дельфинологом, но решил отдать дельфинам должное. Я собрался написать о них книгу. Я много чего знал, но все мои сведения были из книг, иногда сугубо специальных. Значит, моя книга будет скорее поэтической, и мне хотелось, чтобы все ее прочитали. В конечном итоге ее не прочтет никто, даже моя мама. Что до моих приятелей из знаменитого своими сырами Куломье, то они до сих пор думают, что дельфин – это рыба. И мои триста страниц остались лежать в столе. Правда, в этом был положительный момент: у меня появилась привычка писать.
Вот уже несколько лет я писал ежедневно, делал записи в своем подростковом дневнике, правда, там не содержалось ничего особенного. Я ограничивался событиями дня, должно быть, из страха, что дневник обнаружат, прочтут, станут издеваться. Поэтому просто что-то писал, чтобы возникло ощущение, будто говорю с кем-то, кто меня слушает, как покладистый и молчаливый друг.
Я никому не доверял и меньше всех – себе. Все оставалось во мне, запертым, заблокированным. И однако все во мне кипело, переливаясь тысячью цветов, все притягательно пахло свободой, а моя машина сновидений работала на полную катушку. Моя жизнь была коралловым рифом, в нем бурлила жизнь, невидимая с поверхности, как радуга, заключенная в снежный ком. С каждым днем я все явственнее сознавал, что так не могло дальше продолжаться. Нужно было разбить стекло, пробиться на поверхность. Нужно было научиться выражать себя, рассказать миру, кто я, даже если ничего особенного я из себя не представлял.
И вот однажды моя преподавательница французского познакомила меня с «Кандидом» Вольтера. Простодушие главного героя тронуло меня. Он мог бы быть моим братом. Весь класс, уже охваченный цинизмом, смеялся над ним, полагая, что его место на скамейке запасных, но преподавательница говорила о нем сочувственно, и я впервые внимательно слушал.
Меня особенно прельщало то, что автор описывал одно, а на самом деле говорил о другом. Образ в образе. Как в музыке. Как в фотографии. Впервые я почувствовал, как выстроен текст. Как ноты, как линии, как цвета или звуки.
Буквы образовывали слова, которые соединялись с бесконечностью, чтобы вызвать эмоцию. Это было высшее искусство, первое из всех, подлинное и изначальное. Искусство в чистом виде, дворец, ключ от которого вручил мне Вольтер. Но у меня не было амбиции инвестировать в недвижимость, мне хватало одной маленькой комнаты.
Как и он, я стану говорить о себе через других. Уже на следующий день я решил написать рассказ. Пора было научиться избавляться от всего, мне надоело смотреть на коров, что паслись под моим окном. Я переместился в гиперпространство и оказался в 2350 году. Планета Земля уже не голубая, но серая. Атлантический океан накрыт бетонной заслонкой и служит помойкой. Мой герой здоров и глуп. Он чернорабочий на заводе, выполняет самую грязную работу, которую отказываются делать роботы. И однажды выигрывает в лото сказочное путешествие на несколько световых лет от Земли, в деревню миллиардеров. Сменив обстановку, мой герой становится умным. Его рудиментарные, простые, устаревшие представления придают ему силы в слишком изощренном, утратившем ценности мире. Это был Кандид в космосе. Надеюсь, он позабавил бы Вольтера. Моего героя звали Залтман Блерос, и он стал моим лучшим другом, тем, кому я все мог рассказать и кто говорил вместо меня.
* * *
Следующим летом я впервые уехал в клуб дайверов без отца. Я хотел получить диплом по дайвингу и провести сезон в качестве инструктора. Ради удовольствия погружаться, но также чтобы заработать немного карманных денег.
Банан принял меня, и я оказался в Санто Стефано. Управляющего туристской деревней звали Жан Бенсаид, но это имя ему не нравилось, и он просил называть его Бенсард. Достаточно было изменить одну букву в имени, чтобы сделать его счастливым. Тем лучше для него. Что до меня, то, по моим ощущениям, если изменить все буквы моего имени, это никак бы не сказалось на моем состоянии.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
