У меня словно глаза открылись: впервые я близко соприкоснулся с людьми, живущими и мыслящими совершенно не так, как я сам
Для меня все это было совершенно новой информацией. Я изумленно смотрел на Дэвида. Откуда он все это знает? Почему раньше я об этом не слышал? Трудно было поверить в такое!
Он рассмеялся.
– Отлично! Я бы в тебе разочаровался, если бы ты не захотел все проверить! Но учти, если захочешь всерьез разобраться в христианстве, тебя ждет много сюрпризов.
– Я сюрпризов не боюсь, – ответил я и вернулся к своим чемоданам.
Остаток вечера мы провели в подготовке к турниру. Однако этот разговор не выходил у меня из головы. Я был по-прежнему убежден, что Библия испорчена, однако видел, что прежние мои аргументы не годятся и надо искать новые. Мне не терпелось вернуться домой и во всем этом разобраться.
22. Эволюция текстов
Турнир был окончен, и мы вернулись к учебе. Дэвид специализировался по двум направлениям, биологии и философии, а я проходил общую подготовку перед поступлением в медицинскую школу. Химией и эволюционной биологией мы занимались вдвоем.
Иногда учиться вместе было полезно. Оба мы обнаружили, что химия – предмет нелегкий, и принялись грызть гранит науки, соревнуясь друг с другом. После каждой контрольной преподаватель вывешивал наши оценки на дверях аудитории, и мы с Дэвидом, отталкивая друг друга, мчались смотреть на свои результаты. Эта дружеская конкуренция принесла нам большую пользу: оценки у нас были лучше всех на курсе.
Но в других случаях это только вредило. На эволюционной биологии мы с Дэвидом почти не слушали преподавательницу. Дело в том, что она была ярой атеисткой, не скрывала этого, и ее комментарии часто нас отвлекали. Оба мы не сомневались в существовании Бога, и аргументы атеистов казались нам неубедительными и попросту глупыми. Всякий раз, когда преподавательница говорила что-нибудь в этом духе, мы поворачивались друг к другу и принимались вышучивать ее слова… или ее саму. В конце концов, мы просто вели себя как студенты-первокурсники.
Однажды, после очередной пламенной атеистической тирады, она вернулась к классификации растительного и животного мира: царства, типы, классы, отряды, семейства, роды и виды. Я придвинулся к Дэвиду и прошептал:
– Замечаешь, что волосы у нее на голове как будто живут собственной жизнью? Как думаешь, к какому типу они относятся?
– Сложный вопрос, Набиль, – серьезным тоном ответил Дэвид. – По-моему, они развили у себя средства самозащиты, словно скорпионы. Как тебе кажется?
– Отлично подмечено, Дэвид! Я думал о мхах или лишайниках, но, пожалуй, ты прав: их следует отнести скорее к царству животных.
Всякий раз, когда преподавательница говорила что-нибудь в этом духе, мы поворачивались друг к другу и принимались вышучивать ее слова… или ее саму
Остаток лекции мы прыскали в кулак. Скоро я бросил курс эволюционной биологии: слушая его вдвоем, мы просто не могли сосредоточиться.
Учеба помогла мне обнаружить, что теория эволюции проникла во множество областей знания: биологию, социологию, антропологию, теорию коммуникации, психологию и даже в религиоведение. Следы эволюционной теории чувствовались и в моих аргументах против Библии. Я утверждал, что Библия менялась со временем, что власти христианского мира переписывали и переделывали ее в своих целях. В дальнейшем я перешел к эволюционной модели Евангелий: говорил, что в самом древнем Евангелии, от Марка, Иисус изображен человеком, а концепция божественности Иисуса постепенно развивается в следующих, более поздних Евангелиях.
Но пока что мы с Дэвидом сосредоточились на первом пункте: текстуальной подлинности Библии, особенно Нового Завета. Как и большинство мусульман, о Ветхом Завете я беспокоился куда меньше. Насколько я понимал, Ветхий Завет в целом согласен с Кораном: там действует множество пророков, упомянутых в Коране, они борются с многобожием, и о Троице там ничего не говорится. Вере мусульман противоречил именно Новый Завет – поэтому его мы и обсуждали.
Однажды после лекции по химии мы с Дэвидом продолжили разговор о Новом Завете.
– Знаешь, Дэвид, я почитал о текстуальной критике Нового Завета – и обнаружил, что был прав.
– Вот как? В чем же?
– Похоже, целые разделы Библии – это действительно позднейшие вставки. Библеисты пишут, что окончание Евангелия от Марка не подлинно. Как и история о женщине, пойманной на прелюбодеянии, в Евангелии от Иоанна[37]. Помнишь, та, где Иисус говорит: «Кто из вас без греха, пусть первым бросит в нее камень?»
– Да, знаю эту историю. Ты прав, в изначальном тексте ее не было. И что с того?
Я удивился, что он так легко мне уступил.
– А ты не видишь в этом никакой проблемы? Выходит, целые разделы Библии – никакое не слово Божье!
– Вижу, к чему ты клонишь, но нет, проблемы в этом нет. Неужели сам не понимаешь? Само то, что мы выявили и определили эти вставки, подтверждает: мы способны различить изменения в Библии и их исправить.
