Черт.
Как горит-то. Будто я ведро васаби проглотила и табаско сверху запила. Ей-богу, слезы по щекам потекли. Если бы не тушь водостойкая, то я тут же превратилась бы в панду.
Может, этот пирог был специально для Гаргамеля? Да какой там. Она мучное не ест.
Вода. Точно. Вода поможет.
Смотрю, а Мартынов уже бутылку мою себе захапал. Других на столе нет, а я сейчас не в том настроении, чтобы по чужим холодильникам шнырять.
- Отдай. Это мое.
- Вообще-то мое.
- Мартынов! – цепляюсь за пластик и на себя тяну.
- Шевченко! – не отдает.
Но я же сильная. Один рывок, другой, уже оба танцуем на одном месте, а потом отскакиваем друг от друга, когда кто-то из нас давит на бутылку так, что все ее содержимое летит в разные стороны. Ну, как в разные. На меня.
Идиотка. Вот кто я. Додумалась же в белом приехать. Теперь приходится руками прикрывать все, что просвечивается.
Гадство. Хорошо еще, что я не из отряда стесняшек. Не то бы от стыда уже сгорела.
Зато Мартынов...
Озабоченный Мартынов - повеселел.
- Может, еще по кусочку? Готов съесть все, только на брудершафт.
Торжественно клянусь: я больше никогда не буду приходить к Мартынову в гости без сменной одежды.
- Ты знаешь, где моя комната. – Демьян еще раз обводит глазами мокрые пятна на моей одежде и удовлетворенно выдыхает. – Проводить?
«Если только до морга», - думаю я, а вслух говорю:
- Не заблужусь.
Сделав шаг назад, я тут же двигаюсь по знакомому маршруту к уже почти родному шкафу. Если так и дальше будет продолжаться, то придется просить Мартынова выделить мне свободную полочку. Не буду же я вечно тырить его рубашки и расхаживать в них как в своих.
Хотя, на мой взгляд, мне они идут больше.
Стянув с себя сарафан и кинув его на край кровати, открываю шкаф и вытягиваю оттуда первую попавшуюся футболку. Я – за разнообразие. Даже в воровстве. Мартыновская рубаха у меня уже есть, пришла очередь для нового трофея.
Блин, как же во рту все горит.
Либо тетя Зоя - шпионка Гаргамеля и все время прикидывалась добренькой, а на самом деле люто меня ненавидела, либо… Зачем гадать, если можно узнать, на кой черт она решила яблочный пирог перцем посыпать.
На звонок она отвечает после второго гудка:
- Уже попробовали, да?
И смеется так ехидненько. Бр-р-р.
- Теть Зой, что за дела? Отравить меня вздумали?
- Бог с тобой, Оливка. Как ты так подумать могла? Да и от перца не умирают.
- От количества зависит. Судя по тому, как мой язык пламенеет, вы не поскупились на приправку.
- Горько?
- Нет, блин, сладко, – тихо рычу, футболку одной рукой разворачивая.
- А должно быть горько, – и опять этот смех. Да сколько можно? Стоп!
- Какое еще горько? Теть Зой, вот совсем не смешно. Я-то думала…
- Я ж людей насквозь вижу, деточка. Да тут и смотреть внимательно не надо, чтобы мысли твои прочитать. А горько, оно и в Африке горько. Эх, дожила до того момента, когда наша Оливка…
- Так, а меня зачем подставили? – перебиваю ее, усаживаясь на кровать. – Вы хоть представляете, как я…
- Облажалась? Или как молодежь это называет? Чтобы ты не врала, что пирог мой сама приготовила.
- Я и не собиралась.
- Конечно-конечно. И в муке ты обвалялась, потому что она для кожи полезна. Мне-то не рассказывай, сама так однажды делала. А он меня заставил при нем мастер-класс по лепке вареников показывать. Пришлось за один вечер научиться готовить. Вот тебе я такого не пожелаю. Так, а теперь не болтай, а беги к принцу своему и молоком его отпаивай. А то горько ему там.
В течение нескольких секунд я прислушиваюсь к шороху за дверью, а потом вспоминаю про телефон возле уха.
- Ой, ведьмы приехали. Оливка, подожди минутку. Мачеха твоя шибко счастливая. Песню вон поет.
Чего?
У Гаргамеля праздник? И без меня? Эх, я столько сил в нее вложила, а она поет, когда меня дома нет.
- Вести с фронта, – докладывает тетя Зоя. – Про какой-то праздник говорят. Златка шутит, что они как на бал собираются.
Какой к черту бал?
Они там все с ума посходили за одни сутки?
- Уже иду, – кричит она громко, а затем шепотом добавляет: - Про подругу еще говорили. Кажется, она праздник устраивает.
Подруга, которая Мартынова?
Мать Демьяна?
И чего я тут кровать задницей мну?
Вперед, Шевченко. Покори Мартынова красотой своей, а затем допроси.
Бросаю последний взгляд на свое отражение в зеркале, еще раз убеждаюсь, что стиль одежды у Демьяна лучше, чем воспитание, и покидаю чужую спальню. Вечно там проторчать я точно не смогу, да и желания, честно говоря, нет.
- Это еще зачем? – доносится мужской голос, а затем вижу и самого парня, который меня не замечает и по телефону разговаривает. – Говорю же, не получится. Я занят. Пап, не доставай. Приеду, когда смогу. Не раньше.
Я с досадой вспоминаю, что проект, который готовила для конкурса, еще не сделан. Между прочим, осталось две недели до сдачи. Как все успеть-то?
Фирма Мартынова ждать не будет. Нужно не забывать, что это мой шанс.
А я…
- Куда-то спешишь?
- М? Нет. Подождут.
- Ну и правильно. Они подождать могут, а я нет.
- Ты о чем?
Мартынов склоняет голову и внимательно смотрит на меня.
- Если я задам тебе вопрос, ты ответишь на него честно?
- Не знаю. От вопроса зависит. Если ты спросишь, сколько у меня девушек было до тебя, то мне придется…
Идиот. Вот как можно быть таким бесячим?
- По какому поводу твоя мать собирает шабаш?
И не надо на меня так смотреть. Шабаш - он и есть шабаш. Вечеринкой или балом его не назовешь, если там ведьмы будут.
- Ты еще не видела приглашения?
В твоем шкафу, что ли?
- На мое имя?
- Ага. Я настоял, чтобы тебе пришел отдельный конверт. Не передали еще?
Я хочу презрительно покачать головой и ляпнуть какую-нибудь глупость насчет мужской логики, но вовремя вспоминаю о другом:
- И какой повод? Надеюсь, никто не будет отмечать покупку салона красоты?
- Говорю сразу, я сделал все, что мог.
Глава 29
- Но у меня не получилось отменить приглашения для твоей мачехи и сестры, – спустя минуту договаривает Мартынов.
