Мы остановились перед небольшим грязноватым магазинчиком, ввитрине его размещались антикварные безделушки из слоновой кости, засиженныемухами, а перед входом сидели два китайца охранника. Ничего необычного в этомне было. Китайцы, вечно сидящие на тротуаре с безразличным видом, ссутуливплечи и задумчиво попыхивая трубками, вовсе не пребывают в философскихраздумьях и не просто наслаждаются пейзажем, они охраняют место, перед которымсидят.
— Эд, — сказала она, — за то, что произойдеттам, я не отвечаю. Все, что от меня требовалось, — это доставить тебясюда, в определенную комнату, где ты должен побеседовать с определеннымчеловеком. Мне бы хотелось, чтобы это выглядело так, словно я отлично выполниласвою работу. Поэтому не мог бы ты притвориться, будто ты клюнул на меня, ну… вобщем запал на меня… Понимаешь?
Я вылез из машины.
— Давай веди, — сказал я.
Когда мы вошли в магазин, она взяла меня за руку, и мы сталипробираться сквозь толпу без умолку тараторивших китайцев, мимо охранника,следившего за входом, и вскоре погрузились в полумрак бесконечных извивающихсякоридоров с дубовыми дверьми и пустыми комнатами.
Я обвил рукой ее талию и крепко прижал к себе. Не потому,что хотел сделать вид, будто, как она сказала, запал на нее, а просто потому,что доверял ей не больше, чем доверяют гремучей змее.
Наконец мы повернули налево, дважды постучали в тяжелуюдверь, услышали щелчок в замке, и уже через мгновение я оказался в просторнойкомнате, обставленной массивной мебелью тикового дерева, украшенной дорогимигобеленами и восточными коврами. Здесь царили богатство, роскошь и покой.
Посреди комнаты стоял тяжелый письменный стол, за которымсидел грузный мужчина. Его ледяные глаза сверкали в полумраке комнаты как двабольших холодных алмаза.
Я застыл на месте. Уже многие месяцы по городу носилисьслухи о преступном синдикате и о большом человеке, который, сидя в конторе,управляет преступным миром, приводя в систему вымогательство, подпольнуюторговлю спиртным и кражи драгоценностей. Никто не знал его в лицо, и в то жевремя его знали все — город полнился слухами, смутными догадками и самыминемыслимыми предположениями. Дошел этот слух и до меня, но я принял его за однуиз тех невероятных историй, которые время от времени якобы потрясают преступныймир. Теперь же у меня появилось какое-то неуютное ощущение, что слухи имели подсобой нечто определенное.
Он заговорил безо всякого вступления. Его голос удивил меня.Глядя на это грузное, массивное тело, я приготовился услышать густой бас, но онговорил таким тонким голосом, что если бы я собственными глазами не видел, какшевелятся эти толстые губы, то подумал бы, что за его спиной прячется женщина иговорит за него.
— Эд Дженкинс, у вас репутация человека, способногооткрыть любой сейф, не оставив при этом следов.
Слова эти он произнес с вопросительной интонацией, но я нешелохнулся, не издал ни единого звука.
Помолчав с минуту, он продолжил:
— Есть сейф, который вы должны будете открыть иположить туда конверт. Это нужно сделать завтра до полуночи. И никто не должендогадаться, что сейф вскрывали.
Ледяные серо-голубые глаза продолжали сверлить меня. Полныйсарказма ответ готов был сорваться у меня с языка, но я сдержался.Чувствовалось, что этот человек не остановится ни перед чем. К тому же янаходился в потайных лабиринтах китайского квартала, а игра, судя по всему, шлапо-крупному, или я ничего не смыслю в преступных делах.
— Вас, наверное, удивляет, почему я даю вам инструкции.Я хорошо знаю вас, Дженкинс, отлично осведомлен о всех ваших деяниях. Например,мне известно, что вы одинокий волк и не подчиняетесь никому. С мозгами у васвсе в порядке, вы обладаете непревзойденной способностью ускользать из-подсамого носа полиции и всегда заметаете следы. Учитывая эти ваши способности, яи прошу вас кое-что для меня сделать. А взамен я сделаю чтонибудь длявас. — С этими словами он вынул из ящика стола два конверта. — В этомконверте две тысячи долларов, — сказал он, хлопнув конвертом по столу ипротягивая его мне.
Я видел края банкнотов, выглядывающих из конверта, но невзял его. Я выжидал. Сейчас мне было выгоднее помолчать, предоставив вестиразговор этому массивному, грузному типу, восседавшему за столом.
Рядом с собой я слышал прерывистое и частое дыхание девушки— она была напряжена и взволнована. Видимо, ее обуревали какие-то сильныечувства, которые она пыталась скрыть.
— Во втором конверте, — продолжал человек застолом, — бумаги, которые, как мне кажется, представляют для вас интерес.
Он пододвинул конверт ко мне, и я пробежал глазами егосодержимое. Эти бумаги я искал уже давно, искал всевозможными окольными путями.Некий Чэдвик был когда-то вовлечен в нехорошую историю, за причастность ккоторой он мог угодить в тюрьму. Чэдвик умер, но у него остались жена и дочь,принадлежащие к высшему классу, к самым сливкам общества. Я знал его дочь, ЭленЧэдвик, эта девушка значила для меня многое — в свое время я помог ей. Из-заэтих бумаг ее отец подвергся шантажу, и ему пришлось выдать мошеннику долговыерасписки на сто тысяч долларов. Я помог девушке выпутаться из этой истории, нобумаги пропали, их засосала какая-то мутная воронка, и я долгое времябезуспешно пытался найти их. Само их существование оставалось угрозой длячестнейшей девушки в мире, для той, которая умела быть настоящим другом и непобоялась вступить в далеко не женскую игру…
Я положил бумаги в карман плаща. Да провались они всепропадом, пусть делают, что хотят. Но эти бумаги я из рук не выпущу.
Он не сводил ледяных глаз с моего лица:
— Вы человек чести, Дженкинс, и я верю в ваше благоразумие.Прошу вас дать мне слово, что вы до наступления завтрашней ночи откроете дляменя этот сейф.
Как только вы дадите мне слово, можете быть свободны, бумагии деньги оставьте себе.
Я кивнул. Конечно, можно было бы что-нибудь сказать, но ябоялся, что голос выдаст мою крайнюю заинтересованность. Оба мы былимошенниками. Бумаги лежали у меня в кармане. Ради них я открыл бы любой сейф вмире, и, если я могу заполучить их только таким путем, что ж, меня этоустраивает.
Он сложил руки, выражение его лица оставалось неизменным. Ниединая складка обвислой кожи на его щеках не шевельнулась. Единственнымпризнаком внутреннего волнения были эти сомкнутые руки.
— Я вижу, Дженкинс, вы человек рассудительный.
Мой помощник позвонит вам в положенное время и даст необходимыеинструкции.
Наконец, впервые с тех пор, как я вошел в комнату, язаговорил:
— Я даю слово вскрыть этот сейф. Только, само собойразумеется, это должна быть честная сделка. Если вы попытаетесь меня обмануть,я сочту себя вправе поступить, как мне заблагорассудится.
