Когда я впервые увидел сестру своего хозяина, она напомнила мне маленькую пугливую птичку, которая клюёт по зёрнышку то там, то здесь и вечно тревожно оглядывается: нет ли где врагов. Инес никогда не улыбалась и всегда носила чёрный вдовий наряд. Я сперва решил, что это траур по умершему супругу, но потом узнал, что Инес облачилась в этот цвет, когда её муж сбежал со служанкой — это произошло всего за несколько месяцев до рождения дочери. Больше Инес его никогда не видела.
Её дочь, Хуана, была на четыре года старше меня. Девушка была гораздо живее матери, которая продолжала оплакивать потерю супруга-негодяя. К сожалению, хотя у Хуаны был острый ум и весёлый нрав, Создатель не одарил её в той же мере и телесно. Она была плоской, как доска, и чрезвычайно хрупкого телосложения. Хуана несколько раз ломала конечности, которые так толком и не срослись, поэтому ходила, опираясь на две трости.
Несмотря на слабость тела, она сохраняла удивительно светлое отношение к жизни и обладала умом, который я находил просто феноменальным. Мне с детства внушали, что удел женщины — это лишь дети и домашнее хозяйство, и когда я узнал, что Хуана умеет не только читать и писать, но, подобно своему дяде, разбирается в классической литературе, медицине и даже отчасти в физике, это изумило и восхитило меня. А также невольно напомнило юную девушку, разрешившую мне спрятаться в карете и смело заявлявшую о готовности переодеться мужчиной, лишь бы только получить образование.
Широта и глубина познаний дона Хулио также изменили мои взгляды на жизнь. Этот человек заставил меня понять, что окружающий нас мир невероятно интересен и ставит перед человеком, решившим его познать, воистину увлекательные задачи. Отец Антонио рассказал мне, что более ста лет тому назад, ещё до завоевания испанцами ацтеков, в Европе наступила великая эпоха, когда возродились давно забытые знания и умения. Эта эпоха подарила миру кардинала Франсиско Хименеса де Синсероса, который основал университет в Алькала-де-Энарес, и итальянца Леонардо да Винчи, который был не только великим живописцем, но и выдающимся военным инженером и проектировал фортификационные сооружения и военные машины, а также интересовался анатомией, изучив при этом человеческое тело более основательно, чем учёный-медик.
Дон Хулио, как и великий Леонардо, был человеком разносторонним. Он хорошо рисовал, изучал растения и животных Новой Испании, прекрасно разбирался в медицине, чертил карты, причём не только гор и долин, но также звёзд и планет, и вдобавок был инженером.
Высоко ценя его познания в инженерном деле, вице-король поручил дону Хулио спроектировать большой туннель, чтобы отвести от Мехико воду и защитить город от наводнений. Столица Новой Испании стояла на острове посередине озера Тескоко. Когда начинались сильные дожди, возникала угроза наводнения, и несколько раз во время наводнений город скрылся под водой. Туннель должен был отвести воды из озера и уберечь Мехико от наводнений. Это был самый грандиозный инженерный проект в Новой Испании, да и вообще в Новом Свете. Помню, я очень гордился доном Хулио.
¡Ay de mi! В конечном итоге это обернулось для нас трагедией.
Нужно было как-то объяснить моё присутствие в доме. Выдавать себя за индейца я уже не мог, тем паче что моя борода, начавшая расти в раннем возрасте, теперь сделалась густой и пышной, тогда как у индейцев растительности на лице почти нет. Матео попытался убедить меня сбрить бороду, уверяя, что сеньориты предпочитают гладко выбритые лица, о которые можно потереться щёчкой. Но я решил, что раз уж меня превращают из индейца в испанца, то борода не повредит. Правда, если испанские кабальеро чаще всего носили аккуратно подстриженные остроконечные бородки, гармонирующие с усиками, то я отрастил окладистую, скрывающую лицо бороду. К тому же мне казалось, что так я выгляжу старше и солиднее.
Хуана, племянница дона Хулио, постоянно подшучивала над моей бородой, спрашивая, от возмездия за какое преступление я скрываюсь — или от какой женщины прячусь.
Дон Хулио относительно моей бороды не высказывался. Он также помалкивал насчёт парнишки-метиса из Веракруса, которого разыскивали за ужасные преступления. Дон Хулио и Матео продолжали обходить эту тему — как и прежде — полнейшим молчанием.
Я всегда подозревал, что наш хозяин знает гораздо больше, чем показывает. Однажды, зайдя в библиотеку в господском доме на гасиенде, чтобы поговорить с доном Хулио, я застал его стоящим у камина и разглядывающим листок бумаги. При моём приближении он бросил бумагу в огонь. Пока она горела, я успел рассмотреть, что это старое объявление с обещанием награды за голову метиса, известного под именем Кристо Бастард. К счастью, Кристо, уменьшительное от Кристобаль, — имя весьма распространённое как среди испанцев, так и среди индейцев.
Полагаю, то, что дон Хулио не стеснялся выдавать меня за двоюродного брата, объяснялось отчасти тем, что его кровь тоже считалась не достаточно чистой. Однажды, защищаясь от учившего меня фехтовать Матео, я поинтересовался, почему кое-кто называет дона Хулио евреем.
— Да потому, что он и вправду происходит из старинной семьи португальских евреев. Вскоре после открытия Нового Света многим евреям пришлось выбирать — покинуть Португалию или принять христианство. И тех conversos, обращённых, которые сменили веру по доброй воле, и тех евреев, которые поступили так только для видимости, некоторое время терпели, поскольку они приносили казне большие деньги. Так продолжалось до тех пор, пока трон в Лиссабоне не унаследовал король Филипп Испанский. Когда давление на них усилилось, многие conversos и marranos, евреи, продолжавшие тайком исповедовать свою религию, перебрались в Новую Испанию. Дон Хулио переехал сюда более двадцати лет тому назад, а затем перевёз также сестру и племянницу. Обращённых часто подозревают в тайной приверженности прежней вере. И даже если их обращение в христианство было истинным, в глазах большинства испанцев и португальцев их кровь всё равно запятнана, независимо от того, как давно приняла крещение их семья.
Я знал кое-что о судьбе евреев и мавров в Испании от отца Антонио. Почти в то же самое время, когда Колумб отправился в плавание, чтобы открыть Новый Свет, король Фердинанд и королева Изабелла приказали евреям покинуть Испанию.
— До этих событий, — сказал Матео, — евреи и мавры являлись не только самыми богатыми, но и самыми образованными людьми Иберийского полуострова. Чаще всего они были врачами и купцами, и их можно было встретить в любом городе, от самого большого до самого маленького. Однако всем спреям и маврам в Испании и Португалии пришлось либо принять христианство, либо уехать, причём уезжавшим не разрешали брать с собой золото и драгоценности. Моя кровь чиста и христианская вера глубока, но я от души сочувствую евреям и маврам, которым грозили либо смерть, либо изгнание.
Разумеется, и я сам, будучи метисом, тоже не мог не сочувствовать людям, не обладавшим чистотой крови, limpieza de sangre. Будь я чистокровным индейцем, меня, с моим знанием языков, литературы и медицины, дон Хулио вполне мог бы демонстрировать в качестве примера того, насколько способно облагородить дикаря испанское воспитание, и многие восприняли бы это благосклонно. Но как метис, носитель дурной крови, я бы не только не позабавил gachupines, но и привёл бы их в ярость.
