Она проговорила все это, опустив голову и, по обыкновению, смущенно теребя оборку платья; но если бы она подняла глаза и взглянула на лицо Андрюшки, то, наверно, испугалась бы.
Он внезапно побледнел; потом сразу кровь прихлынула к голове с удвоенной силой, а глаза заблестели какой-то радостью и решимостью.
Но он скоро овладел собой и с улыбкой тихо спросил:
— Неужели уж так похож?
— Не похож, а просто совсем вы…
— Когда же это вы видели его? В котором часу?..
— Да поутру… Я там на полдня была взята…
— Куда же он потом скрылся?..
— Не знаю; кажется, ушел куда-то…
— Ушел?
— Да…
Андрюшка принялся, опустив голову, чертить на песке тросточкой буквы, совершенно незнакомые для Наташи, несмотря на то что она была грамотна.
— Какие это вы буквы чертите? — спросила она, с удивлением взглянув на него.
— Это?
— Да…
— Французское слово… je t’aime[1].
— Вы знаете по-французски?
— Конечно! — небрежно ответил подмастерье. — До того несчастия, которое заставляет меня тайно от всех вести эту жизнь, я учился… я был в высшем учебном заведении.
— А что значит это слово?
— То значит, что я хочу давно сказать вам.
— А что же?
— «Je t’aime» — значит «я тебя люблю».
Наташа побагровела и закрыла лицо руками.
В это время сидевший на краю скамейки какой-то господин встал и ушел.
Андрюшка, казалось, только и ждал этого. Он придвинулся и страстно заговорил:
— Да-да, я люблю вас, Наташа, знайте это!.. А вы?..
Он остановился, принял красивую позу и старался заглянуть в лицо молодой девушки ласковым взглядом; но его глаза не поддавались обману; они выдавали его, и в них светилась какая-то затаенная, мрачная мысль.
Но голосом Андрюшка владел в совершенстве; к тому же Наташа была слишком хорошенькая девочка, так что в этот момент он, может быть, и был искренним.
— А вы?.. А ты, Наташа? — тихо повторил он, мелодично вибрируя и силясь отнять от лица ее руки. Но вместо ответа Наташа вдруг открыла заплаканное лицо, быстро глянула по сторонам и, видя, что момент удобен, бросилась к нему на шею, горячо поцеловала его три раза в губы, в щеку и отвечала…
Андрюшка самодовольно захохотал; но тотчас же лицо его приняло прежнее выражение, отражавшее овладевшую всем существом его мысль. Он еще раз пристально поглядел в лицо молодой девушки, взглядом своим он как будто пытался выведать самые сокровенные тайны души своей собеседницы. Наташа выдержала этот взгляд и, как бы понимая его вопросительное значение, сама спросила:
— Что вы так смотрите на меня?
Андрюшка опустил голову и опять зачертил тросточкой по песку. Он собирался сообщить что-то, и это «что-то» было очень важно. По крайней мере, на наглом лице его впервые мелькнула тень смущения.
— Одно уж я сказал тебе, Наташа! — ласково, но чрезвычайно серьезно начал бывший воспитанник исправительного заведения. — Говорил я тебе и о другом, насчет моего прошлого; намекал на происхождение мое; тут есть тайна, которую я никому открыть не смел. Но теперь, сегодня, когда вышел такой случай, когда, так сказать, сама судьба устраивает все… я хочу тебе передать очень многое… Хочешь ты выслушать меня?
Голос молодого подмастерья пресекся от волнения. Наташа едва узнала своего возлюбленного; так преобразился он в эту минуту…
— Правда, ты говоришь, что любишь меня?! — вдруг задыхаясь, шепнул он, наклонившись к ее уху. — Правда? Говори! Поклянись — и я тебе все открою, но помни, если ты солжешь… если ты изменишь мне, я тебя убью… Слышишь… убью! Я тебе сам клянусь в этом!
Наташа затрепетала. Жгучие взгляды Андрюшки пронизывали ее насквозь… Она чувствовала, что и душа и тело ее отныне безвозвратно принадлежат ему. Довольно ему взглянуть на нее вот так, как теперь, и она сделает все, что ни прикажет он; она была вся в полной его власти. Собственная воля ее пропала. А он все твердил, стискивая ее руку:
— Поклянись!.. и я тебе все открою. Ты будешь моя… и мы вместе с тобой разделим то, чего я думал сперва достичь один… в своем одиночестве. Судьба поставила тебя на мой путь, Наташа, и все кончено. Ты должна быть моею… Ты слышишь, ты понимаешь, это я тебе говорю?..
— Слышу и понимаю, — тихо уронила Наташа, все более и более подчиняясь действию этого страстного шепота и поддаваясь влиянию его выразительных глаз.
— И не изменишь мне никогда?..
— Никогда…
— И исполнишь все, что я ни прикажу тебе…
— Исполню, — ответила она без запинки и таким тоном безусловной покорности, что нельзя было сомневаться в правдивости ее слов.
— Ну, хорошо, я тебе расскажу все!.. Только помни, что после этого рассказа ты уже моя… Еще в последний раз поэтому переспрашиваю тебя: любишь ли ты меня настолько, чтобы разделить со мною всю мою жизнь…
— Люблю, — прошептала Наташа, поднимая глаза, в которых действительно светилась любовь.
— Ну так слушай же!..
Тайна
— Во-первых, я тебе объявляю, что сегодня мы уже виделись…
— Как виделись?! — удивленно и испуганно переспросила Наташа, прекрасно знавшая противное.
— Ну так знай же, я — граф Радищев…
Молодая девушка широко открыла глаза и застыла в позе изумления.
— Да, — продолжал Андрюшка, — я видел тебя сегодня… Но помни, что все это — страшная тайна! Ты больше не должна предлагать мне ни одного вопроса, потому что все равно я тебе ничего не отвечу сегодня. Второе — ты больше не должна показываться туда. Если твоя работа еще не окончена, то все равно откажись от нее письменно, отговорись нездоровьем, а я сам отнесу это письмо… Поняла?
— Поняла, — ответила Наташа испуганно и в то же время подобострастно глядя на своего собеседника.
— А когда все устроится, — продолжал Андрюшка, — когда я больше не должен буду скрываться и вести такую жизнь, как я веду… тогда ты будешь женою моей и мы заживем с тобою, Наташа… А пока ни единому на свете человеку ты не должна и намекнуть даже о том, что я тебе сейчас сказал… В противном же случае как я ни люблю тебя, но все-таки не пощажу и твоей жизни… Клянусь, я убью тебя!..
Эту последнюю фразу Андрюшка произнес так внушительно, что Наташа вздрогнула.
Через несколько минут они расстались; она получила приказание немедленно идти домой, а он сам заявил ей, что пойдет «туда» по делу, требующему его присутствия еще раз.
