Была ли это сила долголетней привычки, или господин Колечкин внушал ей действительное чувство, но факт тот, что Маринка употребила все старания, чтобы найти его.
Она справилась у дворников старой квартиры. Те ей сказали, что господин Колечкин выехал из квартиры и переселился за город.
— Нет, этот мерзавец за город не поедет, — бормотала Маринка, идя по улице и размахивая красным зонтиком, — этот негодяй где-нибудь тут, только скрывается без паспорта… Животное это, наверно, ухаживает за какими-нибудь женщинами и водит с ними компанию… О, как я проучу его, мошенника!.. Я непременно найду его… потому что теперь знаю, где искать…
Вечерело. Это был один из первых дней петербургской весны, когда между зимним и летним сезоном является промежуток, не имеющий никакого названия.
Маринка зашла в кондитерскую и решилась провести тут остаток вечера, до тех часов, когда будет пора ехать в уголок увеселения, где надеялась встретиться с Колечкиным.
Какие-то два юнца угостили ее чашкой шоколада, но так как она отвечала им грубо, то они скоро оставили ее в покое.
Наконец настал тот час, когда было пора.
Маринка наняла извозчика и подкатила к дверям подъезда, украшенного двумя фонарями, свет которых мешался с отблеском угасающего дня.
Она подошла к кассе — и вдруг… Вся кровь кинулась ей в лицо: господин, вошедший, очевидно, перед нею и получивший сейчас сдачу, был сам тот, кого она так страстно хотела увидеть.
Колечкин был, по обыкновению, сильно пьян.
Маринка уже занесла было руку, чтобы, тоже по обыкновению, дать ему первую приветственную пощечину, но опомнилась и только прошептала:
— Ага, животное, ты тут?!
Колечкин совершенно растерялся. Он не знал, что ему делать: уйти ли из заведения или схватить за волосы «мерзкую тварь», как он мысленно назвал уже Маринку.
Но в это время она сказала ему:
— Дурак ты эдакий, чем бы пьянствовать, лучше сыскал бы Маринку… Ведь без денег шляешься, а у меня, смотри, во их сколько!
И Маринка вытащила откуда-то из-за корсажа пачку радужных.
Глаза Колечкина радостно сверкнули, он, ни слова не говоря, подставил руку колесом. Маринка вложила в нее свою, и парочка медленно, с достоинством стала подниматься по устланной ковром лестнице.
Граф Павел Радищев вскоре после всей этой истории подал в отставку и уехал вслед за своим тестем в имение, доставшееся ему по наследству. Припоминая письмо Андрюшки, он сомневался, что не совсем по праву вступает в права наследства, когда есть родной сын покойного князя, хотя и незаконный. Но что же ему было делать? Он не знал, где и кто этот несчастный.
Теперь бы он и рад был увидеть его, да не знал, как это сделать…
Степанидин был, на свое счастье, в числе немногих, ускользнувших из рук полиции во время обыска в «Паутиннике».
В петербургском доме для душевнобольных, в отдельной комнате, помещалась сумасшедшая Елена Николаевна. По временам на нее находили буйные припадки; во время их она требует пустить ее к кому-то, чтобы снести деньги. Старик Терентьев посещает дочь каждый день, и так как доктора не теряют надежду на выздоровление, то и он лелеет ее.
Елена Николаевна, впрочем, относится к отцу сурово и, едва завидев его, приходит в возбуждение.
Врачи решили наконец не допускать старика, и лечение пошло успешнее.
В один воскресный день, вскоре после всего происшедшего, чиновник Курицын, проживающий в углу у сапожника и дошедший от пьянства во внеслужебное время до совершенно скотского состояния, решился по поводу ясного весеннего дня совершить прогулку за город, на любимое кладбище.
Для этой цели он напялил на голову рваный, засаленный картуз с кокардой, дырявое пальтишко и, взяв у хозяина «фатеры» рубль в счет пенсиона, поплелся по улицам за город, предвкушая прелесть распить бутылочку водки, горлышко которой так аппетитно торчало из его рваного кармана. На кладбище, куда шел чиновник Курицын, был участок для могил самоубийц и преступников, этот участок с особенным удовольствием и посещался чиновником Курицыным.
Вот и кладбище.
Молодая травка зеленела по бескрестным буграм, кое-где были надписи на досках и обрубках.
Чиновник Курицын, интригуемый содержимым бутылки, опустился около первой могилы: это была еще свежая насыпь. Откупорив бутылку, он вложил горлышко ее в рот и, сладко прищурившись, стал втягивать булькающую влагу.
Отпив до половины, он огляделся кругом, и вдруг взор его упал на деревянную колодку, врытую в могилу рядом с откинувшейся фалдой его пальто. Он вгляделся в нее и стал с удивлением протирать глаза. На доске было написано: «Андрей Иванов Курицын».
Чиновник долго морщил брови, двигал челюстями и вдруг захохотал дрянным старческим смехом:
— Ага!.. Так вот ты где!.. То-то… я слышал, что тебя поймали!.. — И затем, покачав головой, он прибавил: — Экий ты подлец, Андрюшка!
