Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 202
— Я иногда занимался этим в той фирме, где работал.
— Хорошо. Тогда в каждом месте, которое можешь одобрить, ставишь «В» и свои инициалы, а там, где этот человек лжет, ставишь «Н» и свои инициалы. Там, где чего-то не можешь выяснить, оставляешь пустое место. Если оставишь слишком много пустых мест или попадешься на фальсификации, потеряешь работу.
Есть и другие риски. Во-первых, у нас уже есть досье на многих этих типов, держаться на плаву они умеют как никто. Во-вторых — только не нужно болтать об этом, — ты дополняешь эти досье всем, что нашел в автобиографиях. Все, что мы узнаем об этих людях, хранится в архиве.
Другая работа с этим материалом — сущее наказание. Каждое утро нам доставляют массу газет. От тебя требуется быстро просматривать их и находить все, что можно внести в досье. Солидные газеты вроде «Таймс» сообщают о браках, смертях, повышениях в должности и всем таком прочем. В бульварных газетах содержатся сплетни. Ты просматриваешь их в поисках скандальных происшествий, где действующим лицом может оказаться служащий и где находишь что-то стоящее для внесения в досье. Вот, примерно, и все.
— Похоже, работенка та еще. — сказал Мюррей.
— О, ты к ней привыкнешь. По крайней мере она сидячая, это уже кое-что. И гораздо лучше доставки судебных приказов и повесток. Ты еще не получил крещения, а?
— В каком смысле?
— Так у нас называется первый случай, когда женщина при вручении ей судебного приказа плюет тебе в глаза. В судебных документах есть что-то такое, от чего рот женщины заполняется слюной, а потом, братец, тебе несдобровать. Вскоре научишься мастерски увертываться.
Мюррей посмотрел на него и понял, что Манфреди не шутит.
— Почти вся работа такая? Газеты и судебные повестки?
— Ну нет. Фронт работ, приятель, у нас широкий. Пока что ты знаешь только заключительную часть. Вскоре выяснишь, что представляет собой все остальное.
Мюррей выяснил. Он работал с управленческой папкой, доставлял судебные документы и получил крещение, отправлялся на дела вместе с Бруно Манфреди, и наступило время, когда стал отправляться на дела в одиночку. При этом сделал открытие, что если поднимаешь камень за хорошую плату, то не испытываешь особого отвращения при виде того, что ползает под ним.
За это он получал не только деньги, но и каким-то медленным, загадочным, не запланированным ходом дел дружбу Фрэнка Конми. Мюррей понял, что Фрэнк живет в жутком одиночестве, в одиночестве человека, который так долго держался настороже, что заледенел в этом положении. Но потом, когда оживленная беседа о делах агентства сменилась дружескими разговорами, наступила оттепель. Впервые Мюррей появился в сент-стивенской квартире в свой тридцатый день рождения, когда Фрэнк пригласил его отпраздновать эту дату в компании из двух человек. Это была весьма удачная вечеринка, длилась она восемь часов, и все это время Фрэнк произносил монолог — отчасти лекцию, отчасти воспоминания, перемежаемые множеством непристойностей, — за квартой выдержанного арманьяка, из-за которого Мюррей молил небо о скорой смерти, пока на рассвете у него не прекратились головокружение и рвота.
После той ночи было немало других, когда они вместе ужинали, пили, иногда отправлялись в город. У Фрэнка была весьма разнообразные пристастия, и благодаря ему Мюррей узнал, что большая опера может производить воодушевляющее впечатление, что вестерны могут усыплять лучше, чем нембутал, что скачки можно сделать интереснее, ставя на лошадей более крупные суммы, чем можешь позволить себе проиграть, что постановку любой пьесы стоит посмотреть, если она написана Шоном О’Кейси, Роджерсом или Хаммерстайном[3]. В общем, все это можно назвать пьянящим глотком местного пунша, сильно приправленного разговором Фрэнка Конми и его бренди.
Разумеется, в агентстве случались легкие неприятности. Однажды во второй половине дня Мюррей брился в мужском туалете, когда вошел один из следователей — неприятный тип по фамилии Макналли. Он взглянул на себя в зеркало и затем обратился к Мюррею.
— Скажи, дорогуша, — произнес он громким фальцетом, чтобы услышали все, кто был в туалете, — будь у меня такая внешность, старик увлекся бы и мной?
Мюррей знал, что раздражает Макналли, и не мог сильно винить этого человека. Поэтому, когда положил бритву и размахнулся, это получилось вяло, нерезультативно. Макналли ответил тем же, оба удара прошли мимо, потом оба сцепились и неуклюже боролись, словно пара никчемных боксеров в предварительном бою, пока Бруно Манфреди не разнял их.
Потом Бруно укоризненно покачал головой, глядя на Мюррея:
— Господи, поддаться на такую глупую шутку. От них нужно отделываться смехом. Иначе люди сочтут, что это правда.
— А ты как считаешь?
— Кто, я? Считаю, что все в порядке. У старика никогда не было семьи, вот он и выбрал тебя на роль сына. И пусть это не волнует тебя, приятель. Это как деньги в банке.
Это не волновало Мюррея, потому что когда в конце концов он заставил Фрэнка взять его в партнеры, то знал, что достоин этого. К тому времени он был первым человеком в агентстве, брался только за крупные дела. Он подал Фрэнку мысль открыть службу платной охраны, что сразу же оказалось доходным. Убедил Фрэнка, что дорогая реклама может окупиться, и нанял группу рекламщиков, устроивших Фрэнку выступления по радио и телевидению, упоминания о нем в светской хронике, где фамилия Конми могла попасться на глаза угодившим в беду воротилам.
Партнерство их длилось два года. На другой день после того, как оно окончилось смертью Фрэнка, Мюррей узнал с большим удовольствием, но небольшим удивлением, что получил по завещанию всю принадлежавшую партнеру часть агентства.
Вот так. Десять лет назад в этот кабинет он вошел с восемьюдесятью пятью центами в кармане, составлявшими все его земное богатство. Теперь — почти в годовщину того дня — он следовал за скудным погребальным кортежем в собственном «Кадиллаке» и на обратном пути остановился у «Сент-Стивена», чтобы расписаться на пунктирной линии в качестве нового арендатора квартиры Фрэнка.
Мюррей вселился туда тем же вечером. В полночь помянул ушедшую душу, выпив из знакомого суженного кверху бокала, потом разбил его в камине. Это был неловкий жест, вызванный сентиментальным импульсом, но сделанный с добрым намерением. Фрэнк ему нравился, и он хотел попрощаться с ним таким образом, какой сам покойный мог бы одобрить. Подумал — в ту минуту он искренне в это верил, — что прощается с Фрэнком.
Но потом то и дело выдавались скверные вечера, когда он ощущал себя одиноким в этой квартире и начал задумываться. Странно неуместные мысли шли беспорядочной чередой. Словно бессмысленный парад, они кружили, кружили, не приходя ни к чему. Мысли об отце, который торговал продовольственными товарами в убыток и писал плохие стихи, о картотечных шкафах с двойными запорами вдоль стены, о Фрэнке или даже о людях, запершихся в квартирах на нижних этажах. Слишком много людей. Слишком много мыслей.
Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 202
