— Я тебе еще позвоню, — пообещал Джонни, садясь за руль. Он знал, что мать ждет его с ужином, хотя ей и было известно, что он наверняка перекусил у Бекки. К счастью, учеба в школе закончилась, домашних заданий больше никто не задавал, и сегодня Джонни мог уже не думать о делах. Впрочем, многое зависело от того, какая обстановка будет дома, когда он вернется.
Джонни жил всего в паре миль от Бекки, поэтому дома он был уже через пять минут. Оставив машину на подъездной дорожке позади отцовского пикапа, он двинулся через задний двор к двери кухни. Во дворе Джонни увидел их младшую сестру Шарлотту, которая — совсем как он когда-то — бросала мяч в укрепленное на столбе баскетбольное кольцо. Внешне Шарлотта была очень похожа на свою мать в молодости и немного — на Бекки. Она была такой же светловолосой и голубоглазой, как девушка брата, но была немного выше ростом, хотя ей было всего четырнадцать. Сейчас Шарли была в коротких шортах и топике, и Джонни невольно залюбовался ее уверенными движениями. Его сестра обещала стать настоящей красавицей, но саму Шарлотту это, похоже, нисколько не занимало. Единственным, что ее интересовало, был спорт. Летом она говорила и грезила только о бейсболе, зимой — о баскетболе и футболе. Нечего и говорить, что Шарли участвовала во всех соревнованиях и была членом сразу трех сборных команд. С точки зрения Джонни, его сестра была лучшей спортсменкой, какую он когда-либо видел.
— Привет, Шарли, как дела? — спросил Джонни, ловя брошенный сестрой мяч. Наблюдая за ней, он не сдержал улыбки, потому что Шарлотта пасовала резко, по-мужски. Она сама освоила этот пас, и в этом тоже проявились ее способности прирожденной спортсменки.
— Все о'кей, — ответила она и, поймав возвращенный братом мяч, плавным движением отправила его точно в корзину. Но когда Шарли обернулась, Джонни заметил, что взгляд у нее грустный.
— Что случилось? — Он обнял сестру за плечи, и она на мгновение прильнула к нему. Этого хватило, чтобы Джонни ощутил охватившую ее грусть. Из-за своего роста Шарлотта всегда выглядела старше своих лет, но сейчас он подумал, что его сестра и серьезна не по годам.
— Ничего.
— Папа дома? — спросил Джонни, хотя и видел отцовскую машину на подъездной дорожке. Он догадывался, почему расстроена Шарли; это была очень старая история, но им обоим было от этого нисколько не легче.
— Дома… — Она кивнула и, подобрав мяч, стала автоматически ударять им о площадку. Несколько секунд Джонни наблюдал за ней, потом перехватил мяч, и некоторое время они играли друг против друга, пытаясь обвести противника и забросить мяч в корзину. Шарли почти не уступала брату ни в дриблинге, ни в точности бросков, и Джонни снова подумал о том, какие замечательные у нее способности к спорту. Сейчас он даже пожалел, что Шарли — не парень. Впрочем, она и сама частенько об этом говорила. Пока Джонни учился в старших классах, Шарлотта ходила на все игры с его участием, преданно болея за брата, так что он хорошо знал, какой ей хотелось бы стать. В каком-то смысле Джонни был ее героем, ей хотелось подражать ему больше, чем кому бы то ни было.
Они гоняли мяч почти четверть часа, потом Джонни все же прошел в дом. Его мать на кухне вытирала посуду, а младший брат Бобби пристально наблюдал за ней, сидя за столом. Отец, как всегда, сидел в гостиной, откуда доносился звук работающего телевизора.
— Привет, ма, — поздоровался Джонни, целуя мать в макушку, и Элис улыбнулась. Она обожала своих детей — всех троих. Самым счастливым днем в своей жизни Элис считала день, когда родился Джонни. До сих пор, стоило ей только взглянуть на своего старшего сына, ее сердце наполнялось радостью и гордостью.
— Здравствуй, дорогой. Как прошел день? — спросила Элис. Ее глаза светились любовью. Джонни был не просто любимым сыном — он был ей ближе остальных, и не только потому, что был первенцем и старшим. Какая-то особенная крепкая связь существовала между ними всегда.
— Все хорошо, — ответил он. — В понедельник состоится официальная выпускная церемония, а через два дня — выпускной бал.
В ответ Элис рассмеялась:
— Неужели ты думал, что я могу забыть? Кстати, как поживает Бекки? — В последнее время и Джонни, и его девушка говорили только о выпуске, поэтому Элис, конечно же, знала, что и когда произойдет.
— Отлично, — сказал Джонни и повернулся к Бобби, который широко улыбался своему старшему брату.
— Привет, братишка. А как твои дела? — спросил он. Бобби ничего не ответил, только его улыбка стала еще шире, когда брат привычным движением взъерошил ему волосы.
К молчанию Бобби в семье Петерсон успели привыкнуть — если, конечно, любящие родители вообще могут привыкнуть к тому, что их девятилетний сын перестал говорить. Эта беда случилась с ним пять лет назад, и с тех пор Бобби не произнес ни слова. Джонни каждый вечер разговаривал с братом, рассказывал ему обо всем, что он делал и что узнал, но Бобби не отвечал даже тогда, когда к нему обращались с прямым вопросом. Причиной была автомобильная авария, в которую он попал, когда ехал за город с отцом. Их машина сорвалась с моста и упала в реку, Бобби и отец едва не утонули, но их смогли вытащить случайные прохожие. Две недели Бобби пролежал в реанимации, подключенный к аппаратам искусственного дыхания. Он выжил, но разговаривать перестал, и никто из врачей не мог сказать однозначно, в чем тут дело. Существовала вероятность того, что в результате долгого пребывания под водой у Бобби мог быть поражен речевой центр мозга, а может быть, причина была в эмоциональном и психологическом шоке. Ни лекарства, ни общая терапия, ни специальные методы лечения результатов не дали. Бобби так и не заговорил, хотя во всех остальных отношениях он оставался совершенно нормальным ребенком: любопытным, обучаемым, с абсолютно адекватной реакцией на окружающее. Вшесть лет его пришлось отдать в специальную школу для детей-инвалидов, и хотя в школьной жизни Бобби в меру своих возможностей все же участвовал, Элис все чаще казалось, что ее сын живет как бы в своем собственном мире, расположенном за прозрачной, но абсолютно непроницаемой стеной. И стена эта с каждым днем становилась все толще. Самым обескураживающим было, пожалуй, то, что и выучившись писать, Бобби не отвечал на обращенные к нему вопросы даже в письменной форме, хотя легко мог писать слова и буквы. Больше того, он не проявлял желания общаться с родными даже при помощи жестов, отчего Элис все чаще казалось, что Бобби просто не хочет с ними общаться. Положение усугублялось еще и тем, что после той злосчастной аварии отец семейства Джим начал выпивать — сначала лишь в гостях и на вечеринках, а потом и дома. Ежедневный алкоголь обеспечивал ему своеобразный наркоз, благодаря которому он мог забыть о неприятностях и не думать о том, что совершил. Джим не напивался вдрызг, не валился с ног, он не был агрессивен или жесток. Вернувшись домой, он просто садился перед телевизором с «шестизарядной», как он говорил, упаковкой пива и потихоньку потягивал его, пока не засыпал. За редким исключением подобное повторялось каждый день, и Элис знала, в чем причина такого поведения мужа. Не знала она только, когда это закончится. Похоже было, что за последние пять лет в их семье появилась новая удручающая традиция, и Элис все чаще ловила себя на том, что уже воспринимает сложившееся положение как данность.
