Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Заметим, что Алешковский был ещё более категоричен. «Текст Повести временных лет в Лаврентьевской летописи представляется… результатом сокращения того текста, который сохранился в Ипатьевской летописи. Это сокращение не носит редакторского характера, не закономерно, не является результатом намеренного редактирования и, возможно, появилось не в XII в., а позднее и в результате не одного, а нескольких переписчиков», — писал он[5]. То есть он Сильвестра вообще никаким редактором не считал, только переписчиком, да и то одним из многих.
И уж тем более проблематичным надо признать наличие третьего редактора. Его и раньше-то различные историки отождествляли с различными персонажами. Так, Б. А. Рыбаков считал его «Василием, мужем Святополка Изяславича», М. Х. Алешковский — «новгородцем Василием, внимательным читателем Хроники Амартола», и так далее. Теперь его существование вообще берётся под сомнение.
В результате история русского летописания оказалась практически в той же ситуации, в которой она пребывала до Шахматова: о месте, времени и авторе ничего не известно. Каждый выдвигает свои версии. Наиболее разработанной в настоящее время представляется версия А. Л. Никитина. По ней, автором ПВЛ является инок Киево-Печерского монастыря и келейник преподобного Феодосия Иларион[6]. Персонаж это вполне исторический, поскольку упомянут как раз Нестором: «И се пакы тъ же чърньць Иларионъ съповеда ми, бяше бо и книгамъ хытръ писати, сии по вся дни и нощи писааше книгы въ келии у блаженааго отца нашего Феодосия, оному же псалтырь усты поющю тихо и рукама прядуща вълну или кое ино дело делающа»[7]. Правда, кроме этих строк, мы ничего про гипотетического летописца не знаем. Никитин все «данные его биографии» выводит из текста летописи, сперва априори посчитав, что летописец — это Иларион.
Но среди разноцветья гипотез есть и общие моменты. За исключением очень уж больших фантазёров, большинство признают, что летописи на Руси писались не раньше второй половины XI века. Не вдаваясь в длинные обоснования, укажем хотя бы на то, что хроники в Европе начали составляться после принятия христианства. Когда Русь крестилась, помните? В конце X века. Писали летописи при королевских дворах и монастырях. Просто потому, что там можно было позволить себе не думать о хлебе насущном, а заниматься медленным, но верным заполнением листов рассказами о прошлом и настоящем. Раньше всем работать надо было, не до писания тут! А на Руси как раз за время княжения Ярослава Мудрого, к середине XI века, такие условия и сложились. Вот, для его сыновей, очевидно, и писались первые русские летописи. Ну, или при них, поскольку летописцы на Руси работали при монастырях, а не при дворцах. Потому, кстати, и светских данных в летописях не так уж много. В основном просто перечисления, кто когда родился и умер.
А. Л. Никитин, к примеру, после исследования вопроса пришёл к выводу: летописи начали писать в последней четверти XI века. «Отсутствие в Киево-Печерской летописи Илариона, начинающейся ПВЛ, каких-либо явных заимствований из гипотетических летописных сводов XI в., новгородских или киевских, равно как и отсутствие каких-либо достоверных свидетельств о работавших одновременно с ним в пределах 1070—1140 гг. летописцах, поскольку до сих пор не найдено никаких свидетельств летописной деятельности Сильвестра, даёт право считать инока Киево-Печерского монастыря Илариона первым русским летописцем, литературно изобразившим события ранних веков истории Русского государства», — указывает он[8]. Причём обращаю внимание: литературно! «Фактологический и текстологический анализ сюжетов, вошедших в состав ПВЛ… приводит к выводу, что все они построены исключительно на легендарном или вымышленном материале», — утверждает Никитин[9]. То есть могли, конечно, быть записаны отдельные легенды, сохраниться какие-то документы (типа договоров с греками, да и те, скорее, были привезены из Греции). Но уж никак не погодные записи. Остальное додумывали, исходя из воспоминаний современников событий и устного народного творчества.
Кроме того, исследователи признают, что дошедшие до нас тексты летописей — творчество, так сказать, коллективное. В том смысле, что они не только сведены воедино из нескольких источников, но и редактировались разными людьми и в разное время. Причём редактор далеко не всегда внимательно следил за тем, насколько органично соединяются взятые из различных мест сведения. А переписчик мог делать элементарные ошибки, не понимая того, что переписывал. Времени-то сколько прошло!
Так что, безусловно, доверять летописям нельзя, нужна «критика источника».
Б. Вставка внутри вставки
Вот, учитывая всё это, и посмотрим на знаменитый текст о пути из варяг в греки. В первую очередь мы видим, что расположен он в не датируемом введении. Вполне очевидно, что текст летописи вообще изначально был не датируемым, а по датам он был разнесён позже. Одним из ярчайших примеров этого, отмеченных ещё Шахматовым, является наличие «пустых» годов, то есть тех, под которыми ничего не записано. Это имеет логичное объяснение лишь в том случае, если автор летописи сначала проставил на страницах годы, а потом начал вписывать под ними события, черпая их из других источников, в которых этих годов не было.
Шахматов в своей «Истории русского летописания» подробно объясняет, почему летописец поместил то или иное событие под определённым годом. Объяснения эти можно принимать, а можно и нет, но возразить против самого факта нечего. Те же сведения, которые расположены до первой «погодной записи», явно не удалось датировать ни из каких соображений. То есть они совершенно легендарные.
Да, в общем-то, датировать их и не нужно было. Ведь там помещены преимущественно рассказы о расселении народов (в том числе славян) по земле. То есть, скорее, география и мифология, а не история. Или история столь древняя, что русский автор мог почерпнуть её только у греков. Пардон, применительно к его времени — у византийцев. Что летописцы и делали. Опять же Шахматов указывал, что источниками послужили, в основном, Хроника Георгия Амартола второй половины IX века и Хронограф, близкий по составу к «Елинскому» и «Римскому летописцу». А там (впрочем, как и в большинстве византийских «историй») дат нет.
Но интересующего нас места, где описан путь из варяг в греки, в византийских источниках не имеется. Шахматов выделяет часть текста от слов «по мнозехъ же времянехъ…» в особое «Сказание о грамоте словянской». Кусок о пути из варяг в греки помещён внутри него, то есть является, очевидно, оригинальным славянским творением.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
