Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Во-первых, меня беспокоил Талька. На поляне, усыпанной спелой земляникой, он мог застыть, как истукан, уставясь на неведомый стебель местного лопуха и морща лоб, словно он (Талька, а не лопух!) видит старого знакомого и никак не может вспомнить, как того зовут. И место для стоянки он определял теперь безошибочно – без комаров, с подветренной стороны; и вообще…
Во-вторых, меня беспокоил Бакс. Он ходил, словно отравленный, и временами мне казалось, что в добром толстом дяде Баксе кипит скрытый котел с плотно пригнанной крышкой, и надо бы успеть увернуться, когда тот взорвется.
Со мной раньше случалось нечто подобное. Это когда какому-нибудь гаду надо было дать по морде, а ты не дал – по причинам социальным, этическим или просто от интеллигентской трусости – и потом ходишь, как дерьма наелся, все это перевариваешь, если не сбрасываешь на кого-то безвинного и случайно подвернувшегося под руку.
Бакс называл это… не помню уже как, но это именно оно и было.
В-третьих, меня беспокоил я. Я видел туманную паутину. Я видел ее раз пять-шесть; более того, я чувствовал нашу зависимость от ее колыхания. Дернется нить, и рыба на вечерней зорьке клевать не будет, сколько ни прикармливай и ни чертыхайся шепотом. Или грибов сегодня есть не следует, а следует давиться макаронами, потому что волнение прошло по дальним волокнам, и легкая рябь соизволила докатиться до нас.
Я морщился, как от головной боли, тайно глотал пенталгин и видел проклятую паутину; Инга поглядывала на меня с недоумением, а Талька – с сочувствием.
А когда мы добрались до Браншвейга и Бакс тут же отправился в местную ратушу, а потом вернулся оттуда злой до бледности и долго показывал мне, не стесняясь Тальки, что бы он сделал с местными бюрократами, не желающими приподнимать свои толстые задницы, – я занервничал до рези в желудке.
Я понял, что чувствуют марионетки, когда их достают из сундука.
– Баксик, – сказал я, – берем билеты и едем домой. Дома хорошо, дома есть пиво и телевизор, дома есть мягкий диван – и никаких галлюцинаций. Мы берем отличное купе на четверых и немедленно едем домой. Ты понял меня, Баксик? Мы идем с тобой в кассы, достаем из кармана бумажник…
– Да, – ответил Баксик – нет, незнакомый и суровый Бакс. – Да, пора домой. Ты, Энджи, идешь в кассы, берешь три билета, ты берешь Ингу, Тальку и одну байду, и вы все вечером мотаете отсюда к пиву, дивану и такой-то матери от греха подальше. Займешь мне место на диване и купишь лишний литр пльзеньского. Жди меня, Энджи, и я вернусь. Позже.
– Хорошо, – сказал чей-то холодный и спокойный голос, и я с удивлением обнаружил, что этой мой собственный голос. – Хорошо, Баксик, но не совсем так. Я беру два прекрасных билета, и Инга с Талькой едут налегке. Я иду в кассы, не спуская с тебя пристального взгляда, я иду в кассы…
– Папа, ты возьмешь один билет, – Талька крепко сжал мою руку и улыбнулся чужой, взрослой улыбкой. – Один билет для мамы. Иначе я ей все расскажу. Все-все…
И я пошел в кассу и взял один билет. До сих пор не понимаю, как мне удалось уговорить Ингу уехать.
Но я это сделал.
Глава четвертая
Мама, хотел бы я стать серебром. Холодно будет, сынок.
Ф.-Г. Лорка Злосчастный хутор нашелся как по заказу. Еще с первой секунды, когда мы только выволокли лодки на берег и решали, ставить или не ставить палатку, – Талька сразу взял след и двинулся по нему напористо и целеустремленно, вроде хорошего сеттера. Я только диву давался и временами трогал карман рюкзачка, где у меня среди прочего барахла болтался походный топорик с заново выправленной заточкой. Вот спросите меня, спросите – зачем я взял с собой эту штуку, да еще полночи провозился над его упрямым лезвием? – спросите меня, или нет, лучше не спрашивайте, потому что я вам все равно не отвечу.
Взял и взял. И все. На всякий случай.
Я предполагал, что случаи – и всякие, и особо оригинальные – не заставят себя ждать. Не то чтобы это приводило меня в восторг, но…
Это «но» включало в себя многое. Косой крест над могилой сумасшедшей старухи, мою захлебывающуюся ярость, факел в руках бесплотного палача, глаза Бакса на вокзале… Я не знал, зачем я иду, но за чем-то я шел наверняка.
Иначе до конца дней своих я буду видеть паутину, бояться паука и радоваться тому, что я не муха или хотя бы не ближайшая на очереди муха. Радоваться, захлебываясь сырым и липким туманом.
И напиваться перед сном. Чтобы не слышать срывающийся крик моего сына:
– Папа, да сделай хоть что-нибудь!..
Я собирался сделать хоть что-нибудь.
…Ветер, как игривый котенок, трепал струйки дыма над кирпичными трубами, два молодых парня помогали беременной женщине тащить тазы с мокрым бельем, три тощих козы глодали всякую дрянь, временами косясь на расслабленного козла с мордой арабского шейха; и вообще хутор выглядел обжитым и благоустроенным.
– Смотри, – толкнул меня локтем Бакс, и я увидел лохматого детину, заново крывшего крышу уже знакомого нам флигеля. В зубах у детины были зажаты гвозди, и новоявленный кровельщик уставился на нас так, словно полдня мечтал эти гвозди проглотить, а наш приход нарушил все его планы.
У входа во флигель на крылечке сидел унылый и весьма пожилой фермер с патриархальной бородищей и приводил в порядок какую-то мешанину невероятных ремней и пряжек. Где-то я уже видел эту бороду… да нет, не может быть…
Я глядел на эти ремни, вспоминал, как пишется слово «чресседельник», и понимал, что говорить не о чем.
Абсолютно не о чем.
– Пошли отсюда, Бакс, – сказал я.
Он кивнул.
Талька выпустил мою руку и решительным шагом направился к фермеру. Тот поднял голову и воззрился на приближающегося мальчишку. Глаза фермера бегали, моргали, хмурились – словно им, выцветшим заплывшим глазкам, ужасно не хотелось глядеть на пацана в шортах и голубой футболке. Они даже слезились, эти странные глаза…
Глазам не хотелось, а хозяин их заставлял. Впервые я почувствовал, что значит на самом деле «глаза б мои тебя не видели».
– Ганцю! – неожиданно заорал фермер хриплым басом. – Ганцю, иди сюда! Живо!..
Беременная женщина перестала вешать белье и вперевалочку подошла к крикуну. Подошла, глянула на Тальку, на бородатого (мужа? отца?) и быстро опустила взгляд. Я только успел заметить искорку суеверного страха, вспыхнувшего в холодной золе ее серых глаз.
– Ну что? – на полном серьезе спросил фермер, обращаясь к Тальке. – Родит?
– Родит, – так же серьезно ответил мой сын. – К ноябрю родит.
– Кого?
– Девочку.
– Как назвать?
– Сами знаете как…
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
