Внезапно овдовевшему Клавдию нужна была новая супруга, и вот здесь Агриппина блестяще сыграла свою партию, которой суждено было радикально изменить и судьбу правящего принцепса, и ее собственную, и десятилетнего Луция, и, как впоследствии выяснилось, всей династии Юлиев-Клавдиев.
Агриппина была очень близка с одним из наиболее видных приближенных Клавдия, его вольноотпущенником Паллантом. Паллант настойчиво советовал принцепсу избрать в новые жены именно дочь славного Германика. Советы Палланта оказались наиболее убедительными, чары Агриппины наиболее действенными, и прочие кандидатуры оказались отвергнуты. Агриппина Младшая стала августой, а Нерон был усыновлен Клавдием. Официальное усыновление произошло уже после свадьбы Клавдия и Агриппины в начале 50 года.
Итак, Луций Домиций Агенобарб, превратившись из просто внучатого племянника принцепса в его пасынка, сменил и имя. Теперь он стал именоваться Тиберий Клавдий Друз Германик Цезарь. Агриппина, стремясь сразу же упрочить положение сына при Клавдии, еще не успев стать его женою, уже стала подготавливать брак пока еще Луция Домиция с дочерью императора Октавией. Беда оказалась в том, что Октавия уже была просватана за весьма знатного человека, чей род также состоял в родстве с Августом, Луция Силана. Путем искусной интриги Агриппине удалось разрушить намечаемый брачный союз молодых людей, что стало для них настоящей трагедией: для Силана немедленно — в день свадьбы Клавдия и Агриппины он покончил с собой, для Октавии же трагедия ее жизни растянулась на полтора десятилетия.
Брак Клавдия и Агриппины смущал многих в Риме тем, что племянница выходила замуж за родного дядю. Дабы такое препятствие навсегда упразднить, Клавдий потребовал от сената постановления, дозволяющего раз и навсегда браки между дядей и племянницей. Истинное отношение римлян к этому находчивому поступку принцепса проявилось в том, что никто не пожелал воспользоваться таким дозволением, исключая только одного-единственного всадника, вступившего в брак с племянницей, дабы угодить набирающей силу Агриппине.[8] Да, в Риме быстро поняли, что новый брак Клавдия привел к важным изменениям в жизни империи:
«Этот брак принцепса явился причиной решительных перемен в государстве: всем стала заправлять женщина, которая вершила делами римской державы, отнюдь не побуждаемая разнузданным своеволием, как Мессалина; она держала узду крепко натянутой, как если бы та находилась в мужской руке».[9]
Но Агриппина думает не только о дне текущем. Ее волнует будущее сына, который теперь, усыновленный Клавдием, сразу оттесняет на второй план родного сына Клавдия. Во-первых, он сын августы настоящей, а не прошлой, оказавшейся еще и преступной, во-вторых, он и немного старше Британника. Но тут же она вспоминает, что воспитанием ребенка пока что должным образом не занимались. Настоящих воспитателей у него не было, а были просто присматривающие за Луцием дядьки, которые могли научить его весьма немногому. Да и нравственные качества обоих приставленных к мальчику дядек-греков — Аникета и Берилла — были весьма сомнительны. Воспитатели эти появились, когда маленький Луций еще пребывал в доме Домиции Лепиды. Ранее их занятия были достаточно далеки от педагогической стези. Один был танцовщиком, другой — цирюльником. Мать Луция Домиция, став в начале 49 года полноправной августой, сумела найти еще даже неусыновленному сыну, хотя усыновление явно было обговорено заранее, такого наставника, какого мог заслуживать только будущий император. Она вспоминает, что на острове Корсика пребывает в ссылке отправленный туда еще в 41 году, в самом начале правления Клавдия, по настоянию покойной Мессалины знаменитейший литератор и философ Луций Анней Сенека. Возвращая Сенеку в Рим, Агриппина завоевывала симпатии римлян, уважающих славу философа и писателя, ставшего жертвой явного произвола. Но главным было другое: «…она поступила так и ради того, чтобы отроческие годы Домиция протекли под руководством столь выдающегося наставника и чтобы она с сыном, осуществляя ее мечту о самовластном владычестве, могла пользоваться его советами, ибо считалось, что Сенека, помня о благодеянии Агриппины, питает к ней безграничную преданность, тогда как, затаив про себя горечь обиды, враждебен Клавдию».[10]
Сын Агриппины получил выдающегося наставника. Не забыл он, однако, и первых своих воспитателей. Аникет был в дальнейшем возвеличен, возведен в высокий военный ранг флотоводца, но более всего проявил себя в делах, которые составили отнюдь не славу, но позор правления Нерона.
Сенеке были даны незаурядные помощники: грек из Александрии Хастремон, а также уроженец города Эги в Македонии, тоже грек, Александр. Греческое образование считалось совершенно необходимым для просвещенной римской знати. Первые принцепсы империи подавали в этом смысле достойный пример. Август высоко чтил культуру древней Эллады, его преемник Тиберий свободно говорил, писал и даже сочинял стихи по-гречески. Клавдий всегда подчеркивал свое уважение к Греции, любил выступать с речами на греческом языке, обожал цитировать на память стихи Гомера. И в случае с молодым Нероном греческое воспитание было, безусловно, на должном уровне. При таких учителях — Хастремон, к примеру, возглавлял знаменитейший Александрийский мусейон, где находилась величайшая библиотека античного мира — даже самый посредственный ученик очень многому мог бы научиться, а Луций Домиций был вовсе не лишен способностей. Правда, это его исконное имя после усыновления стало быстро забываться. Теперь его звали Тиберием Клавдием, и к этому добавилось имя Нерон. Нерон — родовое прозвище императора Тиберия — полное его имя Тиберий Клавдий Нерон. Тиберий Клавдий Друз Германик Цезарь, так звался Клавдий до того, как стал императором. Будучи принцепсом, он уже именовался Нерон Клавдий Цезарь Август Германик. Имя Нерон перешло и к сыну Агриппины.
Спустя год после официального усыновления его Клавдием, 5 марта 51 года юный Нерон, не достигший еще и четырнадцати лет, был провозглашен совершеннолетним и торжественно облачился в мужскую тогу. По римской традиции этот обряд полагалось совершать, когда юноша достигал шестнадцати лет. Ускорение совершеннолетия Нерона было делом знаковым: римляне должны были увидеть, что пасынок императора достаточно возмужал и способен заниматься государственными делами. А это означало, что именно сын Агриппины теперь выдвигается на первый план как преемник Клавдия. Выходило, что Британник, законный сын императора, которого ранее уже привыкли воспринимать в качестве наследника правящего принцепса, лишается надежды стать преемником отца.
Стремительное возвышение Нерона было замечено всеми, но более всего отразилось на взаимоотношениях обоих отроков. Впервые их противостояние обозначилось до брака Агриппины с Клавдием, еще при жизни Мессалины, в 47 году, когда праздновались в Риме так называемые Столетние игры — самые великолепные игры, специально проводившиеся один раз в век, дабы никто не мог похвалиться, что был на них дважды. На этих играх подростки из знатнейших римских семейств участвовали в конном представлении, носившем название Троянского, состоявшем из скачек, потешных боев, поединков. Был среди участников и Британник, однако публика благосклоннее встретила Луция Домиция. Возможно, будучи постарше, он лучше держался в седле, но скорее потому, что был он внуком знаменитого Германика и сыном уважаемой в народе Агриппины. Клавдий никогда не был особенно любим народом, а мать Британника — Мессалина — имела из-за своих похождений не самую лучшую репутацию.
