На противоположной стороне, километрах в трех, находилась действующая водяная мельница. Она работала на небольшой речушке, притоке Чарыша, которая была запружена, а по небольшому каналу вода шла на мельницу, вращая жернова. На запруде был небольшой водопад, метра два высотой. Вода с шумом и брызгами падала вниз. В этом месте из воды все время выскакивали довольно крупные чебаки. Мы на торчащих там палках делали что-то похожее на гнездо из соломы, рыба падала на эту солому. Нам оставалось только собрать ее. Рыбы там было так много, что с берега была видна сплошная лента рыбы, двигавшаяся в сторону водопада.
Мы иногда где-то добывали мордушку (ловушка для ондатры), ставили ее на пути рыбы и только успевали вытряхивать ее. Иногда ловили столько, что сами не могли ее унести, приходилось одному идти за лошадью в госбанк.
У села река Чарыш делает крутой поворот и подмывает берег, который назывался Красный Яр, очевидно по цвету глины. Наверху стояла кирпичная церковь, а неподалеку в деревянном доме размещалась школа. Все это находилось в верхней, высокой части села. Остальная часть села привольно раскинулась в нижней части, в пойме реки. Чарыш река бурная, особенно в половодье, которое бывает дважды. Весной, когда начинается ледоход, русло реки зачастую забивается льдом, река выходит из берегов и затопляет низменную часть села. У нас была своя лодка, так что мы даже сеть ставили между домами. Второе половодье бывает в жаркое лето, когда в горах быстро тает снег.
В Белоглазово мы приехали осенью, нам дали квартиру в деревянном доме, крытом железом. Квартира состояла из комнаты и кухни с неизменной печью. Вторую половину дома занимала семья госбанковского бухгалтера Птаминского, у которого было два сына и две дочери. У нас появилась своя корова, а вместе с ней и забота о заготовке сена на долгую зиму. Поэтому летом мы выезжали на несколько дней на сенокос, где работники госбанка заготавливали сено для госбанковских лошадей и домашнего скота. Жизнь текла размеренно. Зимой — учеба в школе, летом же большей частью мы пропадали на реке, где купались вволю и рыбачили.
Летом 1936 или 1937 года ломали церковь в селе, собрался народ и молча смотрел, как сбрасывали сверху колокола и выносили церковную рухлядь. Особенно много было церковных книг, которые сожгли в костре. Из церкви сделали клуб. Вскоре в клубе организовали духовой оркестр, в котором принимал участие и я. В село приехал капельмейстер, и мы начали учить ноты и игру на инструментах. Я играл на альте. Помню первый концерт духового оркестра. В клубе собралось довольно много народа. Оркестр располагался на сцене. Вначале слушали нашу нехитрую музыку, а затем начались танцы. Наш оркестр привлекался на все торжественные мероприятия и праздники. Иногда выезжали в другие села, где играли на колхозных торжествах. Коллектив оркестра состоял в основном из учеников школы, но было и несколько взрослых парней.
Помню, в составе оркестра был Дима Соколенко, он играл на трубе и учился в школе на два года старше меня. В годы войны он погиб на фронте. Коля Моспанов играл на теноре. С фронта он пришел инвалидом, а умер в 60-х годах в селе Тугузвонове, где был директором совхоза. Это село километрах в пяти от Белоглазова, на другой стороне реки Чарыш. После войны, приезжая в отпуск в Белоглазово, я несколько раз был у него, угощался душистым алтайским медом.
Дима Бранчук играл на баритоне. После войны я его не видел. Играл в оркестре Петя Волонишин, мы его звали Шарик за его маленький рост, но крепкое телосложение. Он был моим однополчанином. После войны я его не встречал. Вот оркестровой капеллой мы и дружили, ездили по колхозам с концертами и зимой и летом, особенно в период уборки.
В школе дела обстояли относительно благополучно. Я не был отличником, но держался середнячком.
Директором школы был Ирма Саулович Родовский, который вместе с женой жил здесь же, в здании школы. В первые месяцы войны он ушел на фронт, был комиссаром, но его судьба мне не известна. Физику преподавал Иван Сергеевич Мальцев, мы его звали Пятак за его лысину на голове. Он любил играть с нами в волейбол. При этом он был один на поле, а по другую сторону сетки была вся наша команда, и, как правило, мы проигрывали. На фронт его не призывали, и я встречал его в 50-е годы в селе Белоглазове. Литературу и русский язык преподавал Кумашов. Он любил выпить и иногда приходил на урок под градусом. Тогда он садился за одну из парт, и тогда урок шел на свободную тему. За это ему частенько попадало от директора и завуча. Колоритной фигурой в школе был преподаватель математики и химии Пестов Иван Дмитриевич. Он, очевидно, был из командиров запаса, и у него иногда проскальзывала армейская струнка. Он мог либерально относиться к нам, но часто довольно круто менял свой характер, и мы его побаивались. На фронте он, кажется, не был, его видели после войны, но я не встречал. Биологию, зоологию преподавал добрейший Петр Павлович Петрухин. Он приходился родным дядей моей жене, и, к несчастью, погиб на фронте. Другие учителя, к сожалению, в памяти сохранились слабо.
Беззаботное детство не всегда было беззаботным. Частые засухи приводили к тому, что хлеб выдавали по карточкам, да и тот был низкого качества. Часами приходилось выстаивать в очереди, чтобы получить немного хлеба. Заготовка дров тоже была нашим делом. Вместе с мамой на госбанковской лошади мы ехали за Чарыш и там рубили чащу, которая затем шла на топливо. Приходилось ездить и за сеном.
В старших классах в летние каникулы мы выезжали в колхозы, где занимались прополкой. Я обычно ездил в село Чунино. В девятом классе меня избрали секретарем комсомольской организации школы, и я занимался этой работой. Ездили мы сами, без сопровождения взрослых.
В зимнее время в школе обязательно организовывали выезд на лыжах за село, обычно на другую сторону реки. Там разыгрывали что-то наподобие военной игры. Вообще, лыжи зимой были постоянным спутником.
Преподавали в школе и военную подготовку: строевую, огневую, противохимическую. Изучали винтовку-трехлинейку, которых в школе было несколько. В десятом классе у меня уже были значки БГТО («Будь готов к труду и обороне»), «Ворошиловский стрелок», ПВХО («Противохимическая оборона»), ГСО («Готов к санитарной обороне»).
До нашей глубинки доходили отзвуки тревожных событий. Хасан, Халхин-Гол, война с Финляндией и др.
Помню, в село приехал сержант, награжденный орденом Красной Звезды. Его встречали с такими почестями, что сейчас даже трудно представить. На легковой машине, что было вообще большой редкостью в тех краях, привезли его со станции Шипуново. А в Белоглазове собрался, наверное, весь район, играл оркестр, состоялся митинг и т. д.
Глава 2.
Мой путь на фронт
В 1939 году началась Вторая мировая война. Тревога ощущалась даже здесь, в Белоглазове. В конце зимы 1940/41 года к нам в школу приехал летчик из Томского артиллерийского училища.
Он провел беседы с парнями, выпускниками десятого класса. Под впечатлением его беседы я, как и все, подал заявление в военкомат с просьбой направить меня в артучилище. Весьма вероятно, что если бы приехал офицер из другого училища, то мы бы подали заявления в другое училище, так как смутно представляли, что такое артиллерия или танки. Главное заключалось в том, что тот лейтенант в наших глазах выглядел весьма представительно. Красивая форма одежды, скрипучие ремни, хромовые офицерские сапоги, пистолет. Все это для нас было лучшей агитацией.
