Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
Пытаясь откашляться, он отчаянным усилием поднял налитую свинцом голову к разбитому фонарю кабины и, вздохнув, тут же от болевого шока вновь потерял сознание. Его вырвал из забытья громкий голос в наушниках: «Прыгай! Толя! Скорей, не успеем!»
Приказ командира вынудил его на новый отчаянный рывок сознания, но этого усилия хватило только на то, чтобы ответить: «Я ранен. Не. мо. гу. Прыгай сам. Прощай, Коля!»
…Очнулся он через сутки. Еще не открыв глаза, по резким запахам йода, каких-то мазей и тихим стонам Сивалев понял, что он в госпитале. Попробовал повернуть голову, но тут же почувствовал, что сделать этого не может.
– Сестра, – тихо позвал он. – Сестра!
Дремавшая возле притушенной на ночь керосиновой лампы пожилая женщина быстро подошла к нему.
– Очнулся, соколик! Ну вот и хорошо. Сейчас я тебе лекарство дам, – ласково сказала она, поднося ему маленькую ложку.
– Мамаша, что со мной? – с трудом шевеля губами, спросил Сивалев.
– Ничего, ничего, соколик! Ранен ты сильно и уж больно много крови потерял. Лежи тихо. Врач сказал – тебе нельзя разговаривать.
– Я не буду. Скажите только, нет ли рядом Орлова. Он меня спас! Это мой командир.
– Да где же сейчас узнаешь! Ночь на дворе. Лежи тихо, утром спрошу.
Но ни на следующий день, ни через месяц Орлов не объявился.
…Шли годы, а все оставалось так же загадочно и неясно, куда пропал командир. Где он погиб?
И вот неожиданное письмо от школьников.
Прочитав его, Сивалев решил немедленно поехать туда. Это был его долг. Долг фронтового друга, обязанность человека поклониться праху того, с кем ты шел по трудным дорогам войны, с кем делил радости и печали. Приняв решение, Сивалев действовал быстро. Позвонив начальнику, так же, как и он, воевавшему на Курской дуге, и получив «добро», позвал жену.
– Маша! Собери чемоданчик и что-нибудь там на дорогу. Завтра утром едем в Курск.
Мария Ефимовна, хорошо знавшая характер мужа, не удивилась, только спросила:
– Нашли Колю?
– Нашли, Маша! Наконец-то нашли. Столько лет прошло! Ты поедешь со мной?
– Конечно, поеду! Ведь я его тоже хорошо знала. Сколько раз он тебя выручал, когда ты тайком убегал ко мне на свидание.
На следующий день к вечеру добрались до небольшой деревеньки, затерявшейся среди вольных просторов Черноземья. На ночь остановились у тех же хозяев, у которых ночевали однажды, возвращаясь из отпуска. Поставив свою «Волгу» во дворик, Анатолий Петрович прошел к реке.
Темнело. Стояла середина бабьего лета с ее удивительной тишиной, напоенной ароматом поздних цветов, запахом скошенных хлебов и свежей пахоты. Поредевшая и уже тронутая желтизной дубрава у реки медленно затягивалась вечерним туманом. Из-за ближних кустов вырвалась и быстро пронеслась стайка уток: фьить-фьить-фьить. «Чирки» – сразу определил Сивалев. Провожая их взглядом, невольно, по привычке определил, на сколько надо бы вынести ствол своего «зауэра». Подумал: «Охота, наверное, здесь будет хорошая». Он был заядлым охотником, но мысли об утках сразу отошли – не до них было сейчас. Вспомнил: «Эх, Коля, Коля… Что же с тобой произошло?»
Присев на врытую кем-то на берегу скамейку, Анатолий Петрович задумался, не заметив тихо подошедшего человека.
– Вечер добрый, – глуховатым голосом поздоровался незнакомец.
– Добрый вечер, – ответил Сивалев, мельком взглянув на подошедшего.
Был он широкоплеч, плотно сбитый, с массивной головой, сидевшей прямо на туловище. Под темным пиджаком ярко белела светлая рубашка.
– Не возражаете, если я с вами покурю? – спросил незнакомец, кивнув на скамейку.
– Садитесь, места хватит, – ответил Сивалев, отодвигаясь на край. Грузно сев на скамейку, незнакомец глубоко вздохнул и с наслаждением вытянул ноги, обутые в стоптанные сандалии. С минуту он молчал, неподвижно глядя на темное зеркало реки, потом спросил:
– Отдыхать приехали или по делам?
Погруженный в свои мысли, Сивалев ответил не сразу.
– Нет, не отдыхать. Я всего лишь сюда на денек заехал. Праху фронтового друга поклониться. Воевали мы с ним в этих местах.
Незнакомец пытливо посмотрел на Сивалева, потом глухо произнес:
– Понятно. Это святое дело – праху друга поклон принести. Сколько их, фронтовых друзей, здесь осталось! В каждом селе братская могила, да и по сей день без вести пропавших находят.
Анатолий Петрович вздрогнул и вновь почувствовал, как сердце защемила тупая боль.
Сосед вздохнул, помолчал немного, потом с какой-то затаенной обидой продолжал:
– Ведь какие бои были в этих местах! Одно слово – битва! Да и в истории эти бои битвой назвали. Вот только жаль медалью она никакой не отмечена. За Кавказ – есть, за Кенигсберг – есть, за Вену – есть, а вот за Курскую битву – нет. Несправедливо как-то получается. А ведь, пожалуй, мы здесь окончательно фрицу хребет поломали. После Курской он так и не опомнился. С нее ведь и салюты в Москве начались! Значит, стоит эта битва особых отличий!..
Уставший за дорогу Сивалев не очень хотел вступать в разговор с неизвестным ему человеком и просто из вежливости, докуривая сигарету, ответил:
– Да… Бои были здесь жестокие, и многое, конечно, здесь решалось. Вот только мне не довелось в этих боях побывать. В госпиталь попал в первые же дни.
– Надо же? – удивился незнакомец. – А может это и к лучшему. Живы остались. Вот и мне тоже не довелось. На второй день ранен был. И так же, как и вы, товарища хорошего здесь потерял, – с грустью продолжал он, доставая из левого кармана пиджака смятую пачку папирос.
Вытряхнув одну из них, взял ее губами и также левой полез за спичками. Вспыхнувший огонек осветил плотно сжатые губы, широкий, через всю щеку белесый шрам и обрубок правой руки с надвое расщепленной костью. Собравшийся уже было встать Сивалев задержался и, чтобы скрыть свое смущение, вновь достал сигареты. Закурив, тихо спросил:
– А руку где потеряли?
– Здесь и потерял. Возле этой деревни, – кивнув головой в сторону леса, – ответил незнакомец, – Запомнился мне этот день…
…Отведенную на окраине большой дубравы позицию взвод Усачева занял ночью. В темноте, спотыкаясь о выкорчеванные взрывами деревья и сломанные сучья, проваливаясь в воронки и какие-то ямы, чертыхаясь, солдаты начали рыть окопы. Голоса слышались справа, слева и даже впереди, где полковые саперы в спешном порядке ставили мины.
Не смотря на усталость после быстрого марша, копали дружно и старательно. Времени до утра оставалось мало, а сделать надо было много.
Разметив в темноте колышками участок позиции, Усачев вместе со всеми взялся за лопату. Некоторое время копали молча, изредка останавливаясь передохнуть. По доносившимся справа и слева вздохам, отдельным словам и просто дыханию Усачев пытался определить, с кем ему утром придется держать бой на этом, как сказал командир полка, танкодоступном направлении.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
