Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
Англия, Франция, Германия, Россия – четыре страны, к которым было приковано внимание молодых японских гуманитариев того времени. Но только Акутагава решился раздвинуть рамки японской литературы того времени. Первая же новелла «Ворота Расёмон», написанная в 1915 г., принесла ему мировую известность. Оставаясь в пределах национальной тематики и географии, демонстративно обратившись к древней традиции, Рюноскэ писал так, как японцы никогда не писали.
В том же году Акутагава создал «Нос» – не менее знаменитое произведение, которое стало вехой творческого пути писателя. Отправной точкой для создания этой новеллы послужил гоголевский «Нос» – повесть о том, как нос майора Ковалева покинул свое законное место на его лице и отправился гулять по Санкт-Петербургу. Только сюжет японского «Носа» несколько отличался от повести Гоголя: нос монаха Дзэнти, главного персонажа, был слишком длинен, и он всю жизнь мечтал укоротить его. В конце концов ему это удалось, но вот жить с обычным носом монах не смог. Жизнь лишилась смысла…
В 1916 г. Акутагава окончил университет и получил должность преподавателя английского языка в Военно-морской школе. Он писал тогда своей будущей жене, что люто ненавидит преподавание: «Стоит мне увидеть лица учеников, как сразу же охватывает тоска – и тут уж ничего не поделаешь. Но зато я моментально оживаю, когда передо мной бумага, книги, перо и хороший табак».
И тем не менее, это было самое светлое время в его жизни. За девять месяцев Акутагава создал около двадцати новелл, эссе и статей; он становится непревзойденным мастером короткого рассказа. Слава пришла к писателю довольно рано, и жизнь его была вполне благополучна: крепкая семья, литературный успех, признание публики. Однако сам Рюноскэ считал, что живет в аду.
Он жил в постоянном страхе, боясь безумия и творческого истощения. В последние годы этот страх стал неотвязно преследовать Акутагаву, хотя его рассудок оставался незамутненным, а писал он все больше. Однако после тридцати писателю стало все труднее браться за перо, и это вселяло в него «…смутную тревогу, какую-то смутную тревогу за свое будущее». Он все сильнее беспокоился о том, что сойдет с ума, как мать; все чаще ему казалось, что талант иссяк и он не может больше писать, что надвигается творческий кризис и пустота. Больше всего на свете Акутагава стремился к семейному уюту, «нормальной» жизни, и больше всего на свете боялся этой самой «нормальности», убивающей творчество.
Душевное напряжение достигло пика, и в довершение всего на писателя обрушилась бессонница, побороть которую удавалось только постоянным увеличением доз снотворного. И вскоре Рюноскэ уже не мог обходиться без него, а лекарственный дурман не оставлял его и днем.
В марте 1927 г. он написал рассказ «Мираж», в котором отчетливо прозвучал мотив предполагаемой смерти, но ярче всего состояние писателя раскрыто в автобиографической новелле «Зубчатые колеса» и повести-исповеди «Жизнь идиота»: «…У него дрожала даже рука, державшая перо. Мало того, у него стала течь слюна. Голова у него бывала ясной только после пробуждения от сна, который приходил к нему после большой дозы веронала. И то ясной она бывала каких-нибудь полчаса. Он проводил жизнь в вечных сумерках, словно опираясь на тонкий меч со сломанным лезвием…»
Именно тогда Акутагава окончательно утверждается в решении уйти из жизни. Вообще-то, его давно привлекала идея самоубийства, он даже когда-то провел эксперимент: сдавил себе горло веревкой и стал следить по секундомеру, сколько времени ему потребуется, чтобы умереть. Через две минуты двадцать секунд сознание начало меркнуть, и Акутагава на этом остановился – способ самоубийства путем удушения ему не понравился.
Многие новеллы Акутагавы посвящены христианству, встрече японской культуры и католичества, Востока и Запада… Изучение Библии, осмысление жизни Христа и христианских догматов только укрепляют решимость писателя покончить с собой: «…Я не считаю самоубийство грехом, в чем убеждены рыжеволосые, – пишет он в своем «Письме к другу». – Шакья-Муни (Будда. – Прим. авт.) в одной из своих проповедей одобрил самоубийство своего ученика… Люди, решительно совершавшие… самоубийство, должны были в первую очередь обладать мужеством».
И Акутагава проявил мужество, как он его себе представлял. Он долго готовил свое самоубийство – иероглиф Дракона, совершенного существа, под которым Рю родился и прожил яркую жизнь, требовал, чтобы последний росчерк кисточки был совершенен:
«…Первое, о чем я подумал, – как сделать так, чтобы умереть без мучений. Разумеется, самый лучший способ – повеситься. Но стоило мне представить себя повесившимся, как я почувствовал переполняющее меня эстетическое неприятие. Не удастся мне достичь желаемого результата, утопившись, так как я умею плавать. Но даже если паче чаяния мне бы это удалось, я испытаю гораздо больше мучений, чем повесившись. Смерть под колесами поезда внушает мне то же эстетическое неприятие, что и повешение. Застрелиться или зарезать себя мне тоже не удастся, поскольку у меня дрожат руки. Безобразным будет зрелище, если я брошусь с крыши многоэтажного здания. Исходя из всего этого, я решил воспользоваться снотворным. Умереть таким способом мучительнее, чем повеситься, но зато не вызывает того отвращения, как повешение, и, кроме того, не несет опасности, что меня вернут к жизни…
Следующее, что я продумал, – это место, где покончу с собой… Я тревожился, как бы из-за самоубийства мой дом не стал пользоваться дурной славой… Я хочу покончить с собой так, чтобы, по возможности, никто, кроме семьи, не видел моего трупа.
И последнее. Я постарался сделать все, чтобы никто из семьи не догадался, что я замышляю покончить с собой. После многомесячной подготовки я, наконец, обрел уверенность. (Я вдаюсь в такие мелочи потому, что пишу не только для тех, кто питает ко мне дружеское расположение. Я бы не хотел быть виновником того, чтобы кого-то привлекли к ответственности по закону о пособничестве в совершении самоубийства…)
Я хладнокровно завершил подготовку и теперь остался наедине со смертью…»
24 июля 1927 г. в возрасте тридцати пяти лет Рюноскэ Акутагава покончил с собой. Его путь – от начала литературной славы до смертельной дозы веронала оказался очень короток – всего 12 лет. В 1935 г. писатель и издатель Кикути Кан учреждает ежегодную премию имени Акутагава Рюноскэ, которой и по сей день удостаиваются талантливые молодые литераторы Японии.
АНТИСФЕН
(род. ок. 450 г. до н. э. – ум. ок. 360 г. до н. э.)
«Принято думать, что толпы оборванных молодых людей, которые слоняются по дорогам и улицам больших городов, появились только в нашу эпоху, пресыщенную цивилизацией. Между тем античный мир тоже знал своих хиппи; они во многом были похожи на нынешних, хотя, в отличие от них, исповедовали ясную и законченную философию опрощения».
о. Александр Мень, История религии. Т. 6 «В жизни своей, Антисфен, ты псом был недоброго нрава, Речью ты сердце кусать лучше, чем пастью, умел…»
Диоген Лаэрций (Лаэртский); III в. н. э. Сократ оставил достойных продолжателей своих идей. Одним из них стал его ближайший друг и ученик Антисфен. Антисфен и смерть выбрал достойную памяти учителя – по легенде, достигнув глубокой старости, он закололся кинжалом.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
