– Сделайте милость, скажите, чем мы обязаны чести видеть вас?
– Некоторое время назад в конторе дилижансов вы поссорились с одним молодым человеком…
– И как следствие принял вас за его секунданта.
– Когда дядюшка с кузиной, которых мы так ждали, приехали на улицу Пале-Гальен, они тут же поведали мне о том, что произошло. Мадемуазель Генриетта Падарнак знает этого провокатора – именно поэтому она так разволновалась, когда дядюшка не стал сдерживаться в выражениях.
– Неужели этот повеса так опасен? – спросил майор.
– Он профессиональный бретер.
– Что вы говорите! – спокойно ответил Робер. – Я думал, наемных убийц такого рода во Франции больше не существует.
– Вы заблуждаетесь, господин полковник, их еще осталось немало, особенно в Бордо. Причем за этим, маркизом де Маталеном, тянется кровавый след. И если завтра вы будете с ним драться…
– Что более, чем вероятно… – перебил его полковник.
– Тогда знайте – это будет его семнадцатая дуэль.
– Сударь, – сердито сказал майор, – неужели вы подумали, что репутация нашего противника, о которой вы только что рассказали, может поколебать нашу решимость его наказать?
– Упаси меня Бог! Но поскольку вы имеете дело с исключительно опасным человеком, я посчитал своим долгом прийти и предоставить в ваше распоряжение сведения об этом персонаже, от нелепых ухаживаний которого вы так благородно защитили мою кузину.
Полковник уже собрался было ответить, но в этот момент к ним, в сопровождении двух господ, с раболепным видом вновь подошел хозяин гостиницы.
Один из вновь прибывших вышел вперед и не без некоторой церемонности спросил:
– Господин майор Монсегюр?
– Это я, – ответил, вставая, старый солдат, – чем могу служить?
– Сегодня вы и господин, называвший себя полковником, нанесли оскорбление нашему другу, маркизу де Мателену.
– Совершенно верно, – ответил майор.
– Вы это признаете?
– Разумеется. Выражения, к которым прибег полковник, в некотором роде можно назвать неучтивыми, что же касается меня, то я схватил маркиза за руку, чтобы не дать ему вести себя слишком грубо.
– Сударь, нам поручено потребовать удовлетворения за нанесенное оскорбление.
– Кому же из нас адресован ваш вызов?
– Обоим.
– Считаю это в высшей степени правильным, сударь, – вмешался, в свою очередь, в разговор полковник. – Ступайте, скажите вашему товарищу, что мы в полном его распоряжении. Время назначили?
– Восемь часов утра.
– Место?
– Песчаная пустошь Арлака, это по дороге на Тондю.
– Запиши, майор. Полагаю, в Бордо найдется экипаж, который отвезет нас в это Тондю.
– Найдется, сударь.
– Отлично. Какое оружие выбрал маркиз?
– Если вы не против, то шпаги.
– Не возражаю, – ответил полковник, вставая, чтобы проводить секундантов. – Завтра в восемь утра, господа.
Молодые люди поклонились и ушли. Полковник вернулся на место, поднял бокал и весело сказал:
– За наше здоровье, майор. Если верить господину Падарнаку, подобное пожелание в данном случае более чем уместно.
– Полковник, я чрезвычайно счастлив видеть вас в состоянии столь беззаботной веселости. – ответил Луи Падарнак. – Вижу, вы уверены в себе, что не может не приводить меня в восторг. Но все же поверьте мне, примите все мыслимые меры предосторожности и не упустите из виду ни одной детали, способной обеспечить ваш успех.
– Не беспокойтесь, дорогой господин Падарнак. Но вы обещали поделиться с нами какими-то леденящими душу историями. Поскольку мы больше никого не ждем, с вашей стороны было бы очень любезно их рассказать.
– С удовольствием, господин полковник.
– Мы вас слушаем.
– Бретер, с которым вы завтра решили драться и который, к чести нашего города, не является бордосцем, настолько всем надоел своим необузданным нравом и гнусными дуэлями, что того, кто нас от него освободит, будут считать избавителем.
– Черт побери! – воскликнул майор. – Молодой человек, давайте обойдемся без этих гасконских преувеличений.
– Я отнюдь не преувеличиваю. Жак де Матален является главой Общества бретеров, которые ищут ссоры по поводу и без повода. На совести даже самого безобидного из его головорезов два, может, даже три убийства.
– И в самом деле мило, – прокомментировал его слова майор.
Лицо полковника расплылось в улыбке.
– Некоторое время назад он за одно утро убил трех офицеров, с которыми накануне поссорился без всяких на то причин, побуждая их перепрыгнуть через его трость, которую держал горизонтально в двух футах от земли.
– Это уже слишком, – сказал полковник, чувствуя, как в груди закипает гнев.
– А на минувшей неделе побился об заклад, что поцелует даму, которая проходила мимо под ручку со своим мужем. И не преминул совершить эту гнусность.
– А что муж? Неужели он не убил его на месте?
– Нет, на следующий день муж сразился с ним на дуэли, да так и остался лежать на поле боя.
– Подумать только! – воскликнул майор. – Неужели в Бордо остались одни дураки?
– Почему это, сударь?
– Потому что в мое время, если кто-нибудь творил зло единственно из любви к злу, его среди бела дня забивали до смерти, как бешеного пса.
– Сегодня мы все рабски преданы делу защиты чести.
– Если какой-нибудь господин превращает дуэль в ремесло, если он, пользуясь малейшим предлогом, постоянно ищет ссоры и сам выбирает себе противников, если ему мало просто помахать шпагой, а нужно обязательно убить соперника, такого больше нельзя считать человеком чести, – сказал полковник.
– Я жалею, что упустил случай на два месяца лишить его возможности кому-либо досаждать, – добавил майор.
– Все, что вы, господа, только что услышали, сущий пустяк по сравнению с тем, что я вам намереваюсь рассказать.
– Нет, господин Падарнак, благодарю вас, нам и этого достаточно. Правда ваша, мы действительно имеем дело с очень опасным типом и выражаем вам свою признательность за то, что вы нас об этом предупредили. Прошу прощения, но мы провели в дороге четыре долгих дня и столько же не менее долгих ночей, поэтому сейчас хотели бы немного отдохнуть перед встречей с этим змеенышем, на которого наступили, едва сойдя с экипажа на мостовую Бордо.
Луи Падарнак раскланялся с офицерами и четверть часа спустя те уже спали беспробудным сном.
А майор Монсегюр даже стал выводить столь неожиданные рулады, что большинство постояльцев «Отель де Миди» всю ночь не могли сомкнуть глаз.
