– А что это изменит?
– Ты боишься?
Грустная улыбка мелькнула на его губах, он отпустил ее руки и отошел к окну:
– Я боюсь пустоты, застывших форм, жизни, лишенной смысла.
– Смысла? Но разве смысл твоей жизни не в том, чтобы учить детей здесь?
– Возможно, но я вижу его в другом.
– В чем?
– В ком… – посмотрел ей в глаза. – В тебе.
– Во мне, – длинные ресницы скрыли бархат глаз. – Но я не могу бросить ее одну… не могу так поступить с ней.
– Тогда… Тогда для нас обоих будет лучше расстаться.
– Расстаться, – тихо повторила она.
– Да, ты видишь, я хочу поступить как честный человек, но мне не дают этого сделать, а прятаться и скрываться, делать что-то исподтишка, не в моих правилах.
– Ты уйдешь?
– Да, я не вижу причины остаться. Нам даже нельзя быть друзьями. Прости меня и пойми, – он взял ее за руку.
– Да-да, я все понимаю… – медленно произнесла она.
– Прощай.
– Прощай, – задрожали слезы в глазах, пелена скрыла его лицо.
Ушла. Тишина. Капает вода из крана. Сел на кровать, включил телевизор.
* * *
Рассвет улыбался сонной реке, а она блистала в ответ тысячью улыбок. Природа дышала спокойно и мирно, зачарованно глядя вокруг. Все так резко переменилось, очистилось от грязи прошлого дня и от мрака ночи. Дышалось легко и свободно. Нарзаныч удивился прелести утра. Сколько раз он встречал рассвет, но никогда не замечал его очарования. А тут будто прозрел! И душа поет!
– Эй, Червяк! – крикнул он вдруг, – Червяк, смотри как хорошо-то!
Он не знал почему, но именно с Червяком хотел поделиться этим утром.
– Ты чего, Нарзаныч? – высунулась из шалаша лохматая голова Михи.
– А где Червяк-то? – удивленно спросил Нарзаныч.
– А нет его, ушел, наверно, – усмехнулся Миха и сладко зевнул.
Нарзаныч вдохнул полной грудью, будто вина выпил! Повернулся к Михе:
– Ну что, давай сети проверим…
И снова восход, и снова он стремиться к нему. Вперед, вперед! Огромное поле, дорога. Пахнет полынью и еще чем-то нежно-нежно…
Свобода! Впереди целый мир, и весь он твой, весь для тебя! Там, там он найдет то, что ищет. Найдет то, что утратил так недавно и так неожиданно…
Глава II. Дама, Туз, Валет
* * *
Как же невыносимо долго длится зима в этой Сибири! Червяк стоял у окна, опираясь о подоконник, и смотрел на пустую аллею перед домом, мокрую от мартовского снега, на тоскующие деревья, на мутно-серое небо.
Вот уже девять месяцев прошло с тех пор, как он покинул ту богом забытую деревеньку. Вот уже девять месяцев прошло с тех пор, как он покинул ту, которую любил, которая любила его. Он пробовал писать ей, но письма так и остались в ящике стола. Да и что он мог написать ей? Он никогда не вернется, зачем бередить ей зря душу, возможно, она уже счастлива с другим.
В дверь комнаты просунулась рыженькая головка Лены:
– На панораму любуемся? – весело рассмеявшись, спросила она.
Он отвернулся от окна и воззрился на эту огненно-медную куколку с большими черными глазами и маленькими капризными губами, которая уже успела влететь в комнату, игриво улыбаясь.
Они были друзьями, казалось, уже сто лет, хотя познакомились в сентябре, когда она приехала к своей тете в гости. Тетя Лены была хорошей знакомой Червяка, и как раз они в этот день пили вместе чай и о чем-то говорили, как вдруг влетела эта милая огненная девушка и ослепила их. Рабочее общежитие, в котором, кстати сказать, и жил в данное время Червяк, казалось, горело от медного цвета ее волос и яркой улыбки.
Она была студенткой педагогического университета, училась на третьем курсе дефектологического факультета. Лена ужасно любила театры и поэзию, поэтому найти с ней общий язык Червяку не составило труда.
Яркая подвижная она скрадывала его меланхолию и прогоняла тоску. Если Лена появлялась, он знал, что намечается поход в театр, в музей или еще куда-нибудь. Вот и теперь она стояла перед ним с горящими глазами и таинственно улыбалась.
– Куда идем? – спросил он, заранее повинуясь ее желанию.
– В Художественный музей, там что-то интересное намечается. Кажется небольшой спектакль!
* * *
В зале было уютно и тепло. Зрители напряженно слушали, ловили каждое слово, сказанное актерами. Играли прекрасно. Пьеса была очень интересная, а молодость актеров придавала ей особый шарм. Все это были студенты разных вузов и училищ, посещающие театральную студию.
Из всех особенно выделялся симпатичный молодой человек высокого роста, темноволосый, с едва заметным пушком над верхней губой. Он буквально перевоплотился в своего героя и не играл, а жил его жизнью.
Червяк заметил, что этот молодой человек произвел довольно приятное впечатление на Лену, она украдкой заглянула в программку и прочла имя актера.
До автобусной остановки шли молча. Так часто бывало после театра, казалось, в воздухе еще висит очарование хрустального мира, атмосфера пьесы наполнила собою все, и невольное слово могло разбить и уничтожить это очарование. У Лены перед глазами стоял бледный красивый Боварский (так звали актера) с горящими глазами и яркими полными губами.
– Какое яркое имя – Боварский! – невольно произнесла она вслух.
– Это наверняка псевдоним, – буркнул Червяк.
– Все равно красиво… – Она улыбнулась как-то таинственно, глаза ее влажно блестели.
* * *
Вот уже семь месяцев Дмитрий работал в колледже преподавателем русского и литературы, помимо этого он много писал. Его рассказы и стихи печатались в газетах и журналах. У него появилось много интересных знакомых. И все-таки чего-то не хватало, что-то мучило его незавершенностью. Он знал, что это, но не хотел ничего менять.
«Интересно, как она там?» – думал он, шагая по шумному коридору колледжа. Неожиданно дорогу ему преградила маленькая девочка. Это была Аня, ученица начальных классов колледжа.
– На… – Она протянула Червяку конфету, улыбаясь лучистыми глазами и по временам бросая быстрые взгляды за спину Дмитрия.
Он наклонился к ней, взял конфету и погладил ее по шелковым волосам:
– Спасибо, куколка!
Девочка бросилась прочь, весело смеясь, не сдержалась и крикнула:
– Олеся, он взял, взял!
Червяк невольно оглянулся, и взгляд его упал на девушку, стоявшую у окна, к ней и подбежала Аня, остановилась возле нее, подпрыгивая от радости:
– Он взял, как ты и хотела!
