Их дочь Эмми, студентка консерватории, осталась в Риге. Когда в ноябре 1944 года они вернулись в родной город, ни Эмми, ни многочисленной родни больше не было. Гитлеровцы расстреляли всех в лесах Румбулы и Бикерниеки.
Хайм вернулся на работу; Жена его Анни от свалившегося на нее горя стала странной. Более тридцати лет она каждый раз ставила на стол прибор и для дочери — упорно ждала, когда та вернется из консерватории. Бывало, увидит девушку, похожую на Эмми, и с улыбкой спешит ей навстречу.
Уйдя на пенсию, Хайм Голдбаум старался не отпускать Анни на улицу одну. Добрых стариков знали близкие и дальние соседи. Хайм никогда не отказывался починить часы, а у Анни в кармане всегда находилась конфета, чтобы утешить плачущего малыша.
Небольшой домик Голдбаумов прятался в глубине сада, среди кустов сирени. Единственное освещенное окно бросало на траву яркое пятно света.
Ивар постучал. Хайм, в домашнем длинном халате и черной ермолке, открыл дверь и впустил мальчика. Ивар вынул из мягкой фланелевой тряпочки стеклышко и положил перед ювелиром на стол. Голдбаум подвинул поближе настольную лампу и взял лупу.
— Откуда он у тебя? — тщательно рассмотрев камень, спросил ювелир.
— Инта нашла, — Ивар сообщил только половину правды.
— Не лги, мальчик! Такие редкие бриллианты на улице не валяются, — строго произнес Голдбаум. — Уж не запустил ли ты куда-нибудь руку?
— Честное слово, нет! Дети нашли его в комнате, где жила пенсионерка Пурвиня, — ради пользы дела Ивар немного приврал. — А дорогой этот бриллиант?
— Не знаю, как сейчас, а лет пять назад, когда я еще работал, за него дали бы самое малое десять тысяч.
У Ивара перехватило дыхание.
— Может быть, ты хочешь его продать? У меня есть покупатель. В комиссионном магазине, думаю, его оценят вдвое дешевле.
— Я не знаю, — замялся Ивар. — Мне надо посоветоваться с родителями.
— Спрячь его хорошенько! И не болтай о нем! — наставлял Голдбаум. — Такое богатство в руках несмышленыша, — закрывая за гостем дверь, бормотал он. — Тут что-то не так. При случае надо поговорить с мастером Калнынем. Похоже, что о бриллианте он ничего не знает.
Ивар же по дороге домой размышлял, что ему делать. Десять тысяч! Отцу, чтобы столько заработать, потребуется четыре года, матери вдвое больше.
Внезапно, словно молния, его поразила мысль — бриллиант ведь не его! Найденный. Значит, он кому-то принадлежал. Надо отыскать владельца, а если не удастся, сдать находку государству. Зимой об этом им говорил юрист в клубе ЮДМ. Таков закон, и нарушившему его грозит наказание. Но ведь он твердо решил стать следователем, а быть им может только честный человек. Бриллиант он передаст государству — это решено. А сейчас, не откладывая, надо искать того парня. Кто знает, сколько у него драгоценностей?
Ивар помчался к Атису. Калитка, как обычно, была заперта. На свист подбежал Динго, но узнал Ивара и только предупреждающе заворчал, когда тот перелезал через забор.
Атис и его брат Гундар смотрели хоккейный матч. Дверь на веранду была открыта.
— А-а-а! — донесся тысячеголосый крик.
— Садись! — Атис даже не удивился появлению Ивара в столь поздний час.
— Некогда! — бросил Ивар. — Чрезвычайное происшествие!
— До конца встречи остается пять минут, — сообщил комментатор. — Посмотрим, сумеют ли рижане сравнять счет.
Сейчас никакие, даже самые экстраординарные новости не могли бы оторвать Атиса от телевизора.
— Три — три! Ура! Молодцы! — закричали уже все трое.
— Давай выкладывай! — с довольным видом Атис выключил телевизор.
— Поднимемся к тебе!
— Никак еще одна банда объявилась? — съехидничал Гундар.
— Мой друг, ты недалек от истины, — в тон ему ответил Ивар.
— Из-за этой дрянной стекляшки ты тащился в такую темень? — удивился Атис.
— Ничего себе стекляшка, стоимостью чуть ли не с «Волгу»!
Кому-кому, а ювелиру Голдбауму Атис верил.
— Позор, если мы, будущие следователи, не справимся с этим делом, — решил Атис. — А ну, пошли!
— Куда?
— К дому Пурвини, куда же еще! Притащим кровать к Униному деду.
Покинутые жильцами дома смотрели на мальчиков черными, выбитыми глазницами окон.
— Не напутал ли ты чего? — воскликнул Атис.
— Ты что, я сам вытаскивал этот хлам из комнаты и поставил сюда, вот на это самое место, возле сирени.
— Может, малыши затащили ее обратно?
В комнате Пурвини, которую ребятишки гордо называли своим клубом, кровати не было.
— Что у вас пропало? — потревожил мальчиков грубый голос, донесшийся из-за забора. Он несомненно принадлежал Униному деду — капитану Лее.
— Кровать, — ответил Ивар. — Мы собираем металлолом.
— По ночам? — удивился капитан Лея. — Вы несколько опоздали. Час назад здесь уже побывали два собирателя. Я за цветы свои побоялся, потому и вышел посмотреть.
— Черт! — воскликнул Ивар. — Я же говорил… Все ты со своим хоккеем…
— Как они выглядели? — спросил Атис.
— Во тьме разве разберешь! — пожал плечами капитан Лея. — Да я и внимания-то особого не обратил. Не ругайся они так громко, я бы и вовсе не заметил. Мне показалось, что они топчут мои цветы.
— Дедушка, а вы не помните, о чем они говорили? — продолжал выпытывать Атис. — Это чрезвычайно важно.
— Один все ворчал, что не пришли днем, — припомнил капитан Лея. — Второй огрызнулся, лягушата, мол, только недавно убрались.
— Лягушата — это наша малышня, — пояснил Ивар.
— Что-то они ломали, слышен был скрежет металла. Потом затихли, видно, ушли и кровать прихватили.
— А вы не заметили, в какую сторону они направились? — не унимался Атис.
Капитан Лея отрицательно покачал головой.
Дурманяще пахли маттиолы и душистый табак.
— Так приятно посидеть вечерком среди цветов, — задумчиво произнес бывший капитан.
— Полундр-р-а! — долетел из окна скрипучий голос, сильно смахивавший на голос капитана. — Чико хочет есть!
— Да замолчи ты, чертов попугай! — рассердился капитан Лея.
— Скажите, пожалуйста, когда приедут Уна и Магдалена? — спросил Атис.
— Обещали в четверг, когда у вас в штабе юных друзей милиции занятия по стрельбе. — Дедушка оказался хорошо осведомленным.
— Сегодня только воскресенье, — размышлял Атис. — Четыре дня терять ни в коем случае нельзя. Завтра с утра отправляемся в Меллужи.
