Это деловой город, здесь ходит трамвай и имеется несколькопервоклассных отелей.
До Голливуда меньше сотни миль, и, если у меня будет время,я постараюсь туда попасть до отъезда. Жаль, что тебя нет рядом. Я совсем сплю.Этой ночью я славно отдохну. Попрошу разбудить меня в десять утра. Завтра поищув округе еще… Бесполезно, я сплю и уже не вижу клавиатуру».
Затем следовало слово, тщательно забитое буквой «х». Настоле рядом с машинкой лежал конверт с адресом: Миссис Чарльз Брауер, 613,Сентрал-стрит, Миллбэнк, Невада.
— Похоже, он перебрал снотворного, — сказал Рекс Брэндон. —Мы проверили в книге регистрации, по прибытии пастор заполнил карточку. ЗовутЧарльз Брауер, прибыл из Миллбэнка, Невада. Живет на Сентрал-стрит, 613, чтосоответствует адресу на конверте. Все прекрасно сходится. Бедняга очень хотелспать… Что ж, крепче уснуть невозможно.
Селби кивнул, соглашаясь, а затем спросил:
— Как ты полагаешь, почему он не только запер дверь, но иподпер ее стулом?
— Спроси что-нибудь полегче, — ответил Брэндон. Начальникполиции решил предложить свою версию.
— Видите, какой это малыш, — сказал он. — К тому жеслужитель церкви. Такие люди часто бывают трусливы как кролики, особенно когдаим приходится путешествовать. Обратите внимание, как он пишет о нашем городе —отелях, трамвае. Держу пари, что ему не довелось много странствовать, Мэдисонкажется ему огромным городом после Миллбэнка.
— Коронер[1] уже извещен? — задал вопрос Селби.
— Да, конечно. Сейчас он на похоронах, мы ждем его с минутына минуту.
— Успели произвести осмотр личных вещей? — обратился Селби кБрэндону.
— Пока нет. Мы должны подождать коронера.
— Я провел множество дел с Гарри Перкинсом — нашимкоронером, — заметил Ларкин, — он не держится буквы закона. Думаю, если мыначнем досмотр без него, Гарри не поднимет шума. По совести говоря, я вообще неочень представляю, зачем мы здесь. Скорее всего, парня подвел мотор. Двойнаядоза снотворного просто заглушила двигатель.
— Интересно, — сказал Селби, — есть ли среди его вещейчто-то ценное, за сохранность чего он опасался. Все-таки я до сих пор непонимаю, почему он не только запер дверь, но и подпер ручку стулом.
Селби подошел к постели, осторожно приподнял угол подушки изаглянул под нее. Все это он проделал, не сдвинув труп с места. Ничего неувидев, он не успокоился и сунул руку под подушку. Пусто.
— Нам необходимо точно установить причину смерти, — бросилпрокурор, приподняв одеяло. Труп был облачен в толстый фланелевый халат. Селбиприкрыл тело и продолжил: — Пока ничего не вызывает подозрений. Но этообязательная процедура. Надо известить жену.
— Я попросил Джорджа Кашинга телеграфировать ей, — сказалшериф Брэндон, — пусть она решит, как поступить с телом.
Начальник полиции слегка помрачнел:
— Зря вы это сделали, шериф. Здесь как раз тот случай, когдакоронер предпочитает действовать самостоятельно. Вы же знаете, что он владелецпохоронного бюро и в телеграмме обычно указывает, что готов подготовить телодля похорон.
— Гарри в это время был на похоронах, — неторопливозаговорил шериф, — а мне нужно было что-нибудь предпринять. Если он захочет, топошлет жене еще одну телеграмму.
Селби осмотрел комнату. Жилет и сюртук пастора былиаккуратно развешаны в стенном шкафу. Обшлага сложенных по складке брюк зажатыверхним ящиком комода, пояс почти касался пола. Единственный чемодан был открыти лежал на стуле.
— Что, это весь багаж? Чемодан и пишущая машинка?
— Пальто и портфель в шкафу, — сказал Брэндон.
— Что в портфеле? — поинтересовался прокурор.
— Какие-то газетные вырезки и листки с машинописным текстом— проповедь или рассказ, короче, множество слов, стоящих друг за другом.
— Успели просмотреть карманы?
— Нет.
— Давайте сделаем это сейчас. Осмотрите одежду, а я потрясучемодан. Не могу отрешиться от мысли, что у покойника было что-то ценное, иначезачем он забаррикадировал дверь? Да и письмо намекает на это.
Селби обратил внимание, что чемодан был упакован чрезвычайнотщательно, одежда аккуратно сложена. Он извлек две чистые сорочки, комплекттонкого белья, несколько крахмальных воротничков, Библию в потертом кожаномпереплете, очки в футляре, на котором был вытеснен адрес окулиста вСан-Франциско, и полдюжины простых черных носков. Селби нашел такжепродолговатую коробочку для пилюль с ярлычком, на котором было написанокарандашом и чернилами: «Успокоительное». В чемодане оказался кожаный футляр симпортным миниатюрным фотоаппаратом.
— Посмотрите, — сказал Селби, — весьма дорогая штучка дляпастора из крошечного городка. Камера стоит долларов полтораста.
— Многие люди его типа — страстные энтузиасты, — заявилначальник полиции. — У человека обязательно должно быть хобби, несмотря на точто брюки блестят, а локти пальто протерты чуть ли не до дыр.
— Где был его бумажник? — поинтересовался Селби.
— В кармане сюртука.
— Визитные карточки, еще что-нибудь?
— Да, несколько штук, на них напечатано: «Чарльз Брауер,Миллбэнк, Невада». Еще девяносто шесть долларов бумажками и около двух мелочью.Водительское удостоверение, конечно.
Селби еще раз бросил взгляд на неподвижную фигуру в постели.Вдруг он ощутил во всем происходящем какую-то чудовищную несправедливость.Селби показалось, что он подглядывает в щелку за жизнью человеческого существа,у которого были свои надежды, страхи, разочарования, устремления. Егооправдывало лишь то, что он должен выполнять свои обязанности. Он понял, чточувствуют медики, осматривая больных, когда им приходится становитьсяповеренными абсолютно чужих для них людей и узнавать о самых интимных сторонахих жизни.
Неожиданно для самого себя Селби решил, что на сегодня снего достаточно.
— Ладно, — сказал он. — Кажется, проблем нет. Пусть немногопоработает коронер. Возможно, он захочет провести расследование. Кстати, ДжорджКашинг будет благодарен, если вокруг этого события не поднимется газетный шум иособенно если не будет поднята версия о самоубийстве. По-моему, мы имеем дело сестественной смертью.
Прокурор повернулся к двери, ведущей в триста двадцатьтретий номер, еще раз осмотрел сломанный замок и спросил небрежно:
