Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Тетины предки были родом откуда-то с севера — кажется, из-под Квебека. Ее отец был белым траппером, а мать — индеанкой. Сама Тетя тоже была похожа на индейца: она носила на поясе большой охотничий нож и одевалась в длинное платье из мягкой оленьей кожи, расшитое яркими бусинами и крашеными иглами дикобраза. Кроме того, она хорошо говорила по-французски, а иногда пела песни еще на каком-то языке, название которого я так никогда и не узнала. На указательном пальце правой руки Тетя носила кольцо из пожелтевшей кости.
«А что на нем написано?» — спросила я однажды, показывая кончиком пальца на странные буквы и символы, вырезанные на его поверхности кольца.
«Что жизнь — это кольцо», — загадочно ответила Тетя.
Жители городка Тетю побаивались, однако это не мешало им частенько наведываться к ее хижине, которая стояла в чаще за Чертовыми Пальцами. Они приходили к ее порогу по хорошо всем известной тропе и приносили деньги, мед, ви́ски и многое другое, надеясь выменять за это одно из ее снадобий. У Тети всегда находились и капли от колик, и чай от лихорадки, и многое другое, а в маленькой бутылочке из голубого стекла хранилось средство столь могучее, что — как утверждала сама Тетя — одной его капли хватило бы, чтобы приворожить любого мужчину.
А в том, что́ говорила Тетя, я никогда не сомневалась.
Знала я о Тете и кое-что еще. Несколько раз я видела, как рано утром она тайком выскальзывала из папиной спальни, слышала звуки, доносившиеся из-за запертой двери, когда Тетя навещала его по ночам.
Тетю я старалась не сердить. Она терпеть не могла, когда ей возражают, вспыхивая буквально от малейшей искры. Если кто-то вдруг не хотел платить ей за лекарства, наговоры или другие услуги, она сама отправлялась в городок и, бормоча заклинания, рассыпа́ла вокруг жилища должника странный черный порошок, который доставала из подвешенной к поясу замшевой сумки. После этого на упрямца и членов его семьи обрушивались самые разнообразные несчастья: болезни, пожары, неурожай и прочее. Некоторые даже умирали.
Я опустила в корзину очередную порцию папоротниковых завитушек.
«Скажи, Тетя, а мертвые правда могут возвращаться?»
Слегка наклонив голову, она долго смотрела на меня маленькими, темными глазами.
«Да, — проговорила она наконец. — Мертвые могут возвращаться. Есть один способ… О нем немногие знают, а кто знает — передает секрет своим детям. У меня детей нет, а поскольку ты — мой самый близкий человек, я передам этот секрет тебе… в свое время. Я запишу все, что знаю… что мне известно о «спящих», потом положу бумаги в конверт и запечатаю пчелиным воском. Ты спрячешь конверт в надежное место, и однажды, когда ты будешь готова, ты вскроешь его и прочтешь…»
«А как я узнаю, что я готова?» — спросила я.
Тетя улыбнулась, обнажив мелкие, слегка заостренные, как у лисы, зубы — белые, но в пятнах от табачной жвачки.
«Узнаешь», — твердо сказала она.
Все это я пишу тайком, спрятавшись под одеялом. Мартин и Лусиус уверены, что я давно сплю. Я слышу, как они ходят внизу, пьют кофе и обсуждают мою «болезнь» (боюсь, что прогноз не слишком благоприятный). Это, однако, не помешало мне мысленно вернуться в прошлое, вспомнить, как все начиналось, и восстановить полную картину буквально по кусочкам — так женщины в наших краях шьют лоскутные одеяла и коврики. Вот только мое одеяло получается на редкость мрачным, если не сказать — жутким.
«Герти…» — слышу я голос Мартина сквозь позвякивание ложки, которой он помешивает кофе в своей любимой жестяной кружке. Я уверена, что сейчас Мартин сильно хмурится, на лбу появляются глубокие морщины, а лицо становится печальным, как бывает каждый раз, когда он произносит ее имя.
Затаив дыхание, я прислушиваюсь изо всех сил.
«Иногда несчастье может сломать человека, — отвечает Лусиус. — И он уже никогда не станет прежним».
А со мной действительно случилось несчастье. Большое несчастье. Даже сейчас, стоит мне закрыть глаза, я отчетливо вижу перед собой лицо Герти, ощущаю на коже ее теплое, сладкое дыхание, слышу, как она спрашивает:
«Скажи, когда снег становится водой, он помнит, как был снегом?».
Мартин
12 января 1908 г.
— Мартин, проснись! — Тихий шепот, легкое прикосновение к щеке — и он открыл глаза. — Пора!..
Мартин слегка приподнял голову, с сожалением оставляя сон о женщине с длинными темными волосами. Она что-то говорила ему, что-то очень важное — такое, что ему ни в коем случае нельзя было забывать.
Перевернувшись на бок, Мартин увидел, что лежит в постели один. Та половина простыни, где лежала Сара, была холодной. Сев на кровати, он натянул на плечи одеяло и прислушался. Из-за двери дочери на противоположной стороне коридора доносились голоса и приглушенное хихиканье.
Неужели Сара снова проболтала с Герти всю ночь? Нет, он понимал чувства жены, но для девочки это было, скорее всего, не полезно. Больше того, привязанность, которую Сара питала к дочери, часто казалась ему чрезмерной и… нездоровой. Например, буквально на прошлой неделе она три дня подряд не пускала Герти в школу под предлогом того, что у девочки, дескать, начинается простуда (какая там простуда — легкий кашель!). И все три дня Сара буквально из кожи вон лезла, чтобы угодить дочери. Она и волосы-то ей заплетала, и новое платье сшила, и пекла ее любимое печенье, и в прятки с ней играла. А когда племянница Сары, Амелия, пригласила Герти к себе на выходные, она привела не меньше десятка очень веских причин, чтобы не отпустить дочь. «Она такая слабенькая и будет так сильно скучать по дому…» — увещевала Сара, но Мартин отлично понимал, что на самом деле именно его жена не в силах расстаться с дочерью даже на несколько дней. Да, Лусиус был прав: Сара сильно изменилась, а если Герти не было рядом, она и вовсе становилась сама на себя не похожа.
В спальне было свежо. Огонь в очаге на первом этажа, скорее всего, погас еще ночью, и Мартин, поеживаясь от холода, стал одеваться. Как и всегда по утрам, больная нога плохо слушалась, и он поскорее сунул ее в специальный башмак, который несколько лет назад сшил ему сапожник в Монпелье. Подошвы давно прохудились, и Мартин натолкал в башмаки сухую траву и пух рогоза, проложив полосками кожи, надеясь таким образом хоть немного защитить ноги от сырости и холода. На то, чтобы пошить новые башмаки, денег не было.
Осенью они собрали совсем мало картофеля. Черная гниль погубила почти весь урожай, поэтому они могли рассчитывать только на деньги, которые выручили, продав остатки картофеля на крахмальную фабрику. Чтобы пережить зиму этого было недостаточно: январь только начался, а погреб был уже почти пуст. В нем оставалось буквально несколько сморщенных картофелин, полмешка моркови, с дюжину кабачков, да несколько банок с фасолью и помидорами, которые Сара заготовила еще летом. Правда, в ноябре они закололи свинью, но бо́льшую часть мяса пришлось обменять в городе на продукты и мануфактуру, так что теперь у них остался всего один кусок солонины и немного сала. Жалкие крохи, если разобраться… До весны с такими припасами было никак не дотянуть, а значит, ему придется отправиться на охоту, если он не хочет, чтобы его семья голодала. Хорошо бы застрелить оленя, подумал Мартин. Подобная удача сразу решила бы большинство проблем. Правда, у Сары был настоящий талант экономить запасы (например, ей вполне удавалось превратить горстку муки, ломтик солонины и стакан молока в полноценный завтрак или обед), но даже она не могла приготовить что-то из ничего.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
