— Мама, что это? — Я крепко сжала мамину руку, отчего-то испугавшись незнакомых детей и непонятных, появившихся из ниоткуда сооружений.
— Детская площадка, доча, — радостно сообщила мама. — Теперь вы можете тут качаться на качелях, лазать, вон, на турнике. — Мама показала на какие-то буковки «П» (мы только вчера с папой выучили эту букву по букварю).
— А кто они? — Я ткнула пальцем в первую попавшуюся на глаза незнакомую девочку.
— Они вон в тех домах живут. — И мама махнула рукой куда-то вдаль. — Пальцем показывать на людей нельзя, доча. Это некрасиво.
— Угу, — буркнула я и пошла вперед.
К девочке. Потом к мальчику на качели пошла. Потом пошла на… Папа сказал, что это крокодил. На него все забирались по хвосту и спрыгивали с головы, которая разинула в страшном оскале пасть. Ну те, кто до головы доходил. Многие падали, кто-то спрыгивал еще на середине длиннющей спины.
— Тут равновесие держать надо уметь. — Димка выпятил грудь и зашагал к крокодилу. Легко прошелся по нему и спрыгнул. — Вот так! Ты ни за что не повторишь!
— А вот и повторю! — насупилась я и полезла на четвереньках по хвосту.
— Разве это так делается? Вот неумеха! — Димка прошелся еще раз, оттолкнув меня.
— Я повторю! — снова буркнула я, раскинула руки, как Димка, и вскарабкалась по хвосту на спину крокодила.
— Повторюшка-хрюшка! — Димка засмеялся и пошел к друзьям — они как раз повисли на самом маленьком турнике.
— Сам такой!
— А я за тобой не повторял! За тобой Витёк повторяет!
Я аж зарычала. От волшебной скамейки со всех своих коротких ног ко мне мчался Витя.
— Доча, — крикнула мне мама, — не забирайся на крокодила, а то Витя упадет!
Терпение надулось, как воздушный шарик, красный, как Димкин велосипед, пламенный, как не удавшийся в шалаше костер, и лопнуло. Я снова полезла на крокодила. На этот раз дошла до середины и спрыгнула. Витя стоял внизу и смотрел.
— Доча, я кому говорю?
Я полезла опять. На середине остановилась. Повернулась к Вите и насмешливо проговорила:
— Что? Не можешь так, да? А я отсюда не слезу! Ты достал уже! Не ходи за мной!
Постояла немного, покачалась, стараясь поймать потерянное равновесие, потом дошла до головы и спрыгнула. Тут же побежала обратно к хвосту и снова вскарабкалась на спину крокодила. Витя пошел за мной. Обхватил руками крокодилий хвост и ногами стал отталкиваться. Добрался почти до вершины, завалился на бок и… упал…
Я услышала глухой стук, но дошла до конца и только потом спрыгнула. Витя заголосил, заплакал, сидя на земле под хвостом крокодила.
— Вот дура! — прибежал Димка. — Обязательно было лазать, пока он не упадет?
Димка взял Витю на руки и понес к бежавшей навстречу Юле.
— Дильназ, а ну-ка быстро домой! — крикнула мама грозным голосом.
Так грозно, что возразить я не решилась. И Димке доказывать, что не дура, тоже не стала.
— Витя тебя любит, — говорила мама за ужином. — Он тебя каждый день высматривает в окно, ждет, когда ты появишься на улице. Только тогда и просится на улицу, чтобы с тобой гулять. Юля рассказывала, что, если он начинает капризничать, она сразу ему говорит: «Дильназ такого мальчика никогда не полюбит» или «А вот Дильназ маму слушается». Витя после этих слов игрушки собирает. Даже ест, когда ему говорят, что Дильназ кашу любит.
— Я ее не люблю. — Отчего-то мамина гречка в горло больше не лезла. Я оттолкнула тарелку.
— Дело не в этом. Потерпела бы уже…
Ничего плохого с Витей после падения не случилось.
А терпеть и вправду осталось немного. Послезавтра мы должны были уехать. Насовсем. В деревню.
«Там так здорово! Выходишь за дверь и — ррраз! — улица!» — радовалась я, когда мама сообщила мне о переезде.
Мы даже щенка у тети Светы присмотрели. Она одна во всей округе держала в квартире собаку. И собака ощенилась.
«Мальчик — мой». — Димка попытался отобрать у меня лохматого песика.
«Дима, — строго сказала тетя Света, — мальчика заберет Дильназ, когда они уезжать будут. А нам и Маськи хватит!»
Димка аж заплакал. И два дня со мной не разговаривал, даже из шалаша выгонял. Но мальчик все равно стал моим! Он изо всех щенков самый красивый был!
В то утро на улицу, на детскую площадку, папа с братом вынесли кровать. Утреннее солнце словно потягивалось, отойдя ото сна. Было прохладно. Я развалилась на кровати, пока родители, брат и дядя таскали в дядин грузовик мамины полки и шкафы. Из соседнего подъезда вышли они — Юля и Витя.
— А я уезжаю от тебя! В деревню! Там лучше, чем здесь. И там нет тебя! — похвасталась я Вите.
Юля взяла Витю на руки, он обнял ее за шею и заревел.
— Ах, Дильназочка, ну зачем ты так?
В гости к тете Свете мы приехали через месяц или два. Я взахлеб рассказывала Димке про Тузика, щенка, и про деревню. Про то, как часто я бываю на улице, про наших коров, про теленка. Димка слушал и не перебивал. Впервые. А я гордилась.
— Пойдем в шалаш? — предложил Димка.
Я сначала обрадовалась, но тут же опомнилась:
— Не пойду. Сейчас Витя выскочит и снова будет преследовать.
— Не будет. — Димка перестал улыбаться. — Они с Юлей в Германию уехали. Как вы — насовсем.
Я не знала, где она — Германия. Дальше, чем моя деревня? Ближе? Далеко от Димки? Но я ничего не спросила. Почему-то захотелось прижаться к маме, крепко-крепко. Я прибежала на кухню, по щекам уже текли слезы.
— Мама, мама!
— Что такое? Тебя опять Дима обидел? — Тетя Света аж встала, рассердившись.
— Не трогал я ее! — Димка стоял в дверях и разводил руками.
— Мама… — Я прижалась к маме сильнее. — Теперь меня никто не любит?
— Глупая, почему это?
— Витя в Германию уехал!
— Он и из Германии любить может.
— Поехали к нему в гости, пожалуйста! — Попросила я и посмотрела на маму.
Она улыбнулась и погладила меня по голове.
— Вот вырастешь и поедешь.
— А сейчас нельзя?
Димка показывал мне шалаш, все то новое, что он там устроил: ковер почистил, новый «хлам» собрал — вот ложка, вот у папы ключи двух размеров стащил…
А я не слушала. Впервые.
Расставание второе
Немецкий
Я ненавидела немецкий! Я его не выбирала.
