– Это ни о чём не свидетельствует. Мало ли что им могло взбрести в голову, этим попугайчикам. Такие аномальные случаи наблюдались ещё задолго до появления и американских Комплексов, и наших, между прочим, тоже. Кстати, знаете вы или нет, таджикистанский стенд ГИССАР заработал недавно на полную мощность.
– После вливания, понятное дело, денег нашей Минобороны.
– Не без этого, конечно. Хотя, должен вам сказать, что значительная часть их окупается и в военном, и в научном плане. Во-первых, мы научились с помощью установки обнаруживать местонахождение натовских подводных лодок. Во-вторых, производить подземную томографию и, таким образом, находить полезные ископаемые, находящиеся на значительном удалении от нас. Более того, подземные бункеры и хранилища искусственного происхождения. Вся Северная Америка на глубине до тысячи метров у нас, как на ладони. Точно так же, как вся наша территория и Китай – на ладони у них.
– Никак длинную руку Кремля мы заменили ещё более длинной с круглой ладонью «Суры» – попытался сострить один из беседующих. – Но какую же это надо иметь ладонь, чтобы всё на ней уместить?
– Представь себе, не более компьютерного монитора. Но всё это и нам, и им – я имею в виду американцев – известно. Не известны, или не известны до конца только некоторые вещи, например, отдельные параметры носителей стратегических вооружений. Вот за ними и они, и мы охотимся. Шпионим, фотографируем, вербуем специалистов и некоторые продаются. За солидные или ничтожные счета в швейцарских банках – в зависимости от ценности информации. Вон за нашей суперторпедой или ракето-торпедой «Шквал», какая разгорелась охота ещё в 70-е годы? Помните дело Эдмунда Поупа, по кличке «паук»? Но это было в самом начале разработок. А что произошло позже, помните? Мы хотели её модернизированный вариант продемонстрировать китайцам, и делегация была уже приглашена на пуск, а что случилось с «Курском», не забыли? А ведь американцев интересовало только одно: устройство формирования вакуумной каверны или кавитационного пузыря на торпеде и возможность её маневрирования подо льдами Ледовитого океана. Ни много, ни мало. И с «Булавой» сейчас происходит то же самое. Ну не можем мы её довести до ума: из восьми пусков только два удачных. К тому же нет уверенности, что те остальные шесть не были уничтожены сильно разогретой плазмой, точнее, плазмоидом, после включения норвежского Комплекса или даже просто созданием помех в нашей радиолокационной станции раннего обнаружения пусков ракет. Но, попробуй, докажи – можно только предполагать. А ведь сроки принятия на вооружение этой ракеты уже установлены – это 2012 год. Но у них, должен вам сказать, тоже не всё так гладко. Скажем, чем отличается наш принцип доставки блоков с зарядами, как мы их называем, «виноградная гроздь» от их так называемого «школьного автобуса» так понять и не могут. А, может быть, просто показывают нам, что не могут понять и определить, какой из них лучше. Поэтому роют под нас, где только могут. Вот на Воткинском заводе, где производятся ракеты «Булава», круглосуточно дежурят американские инспекторы. Они определяют габариты груза, вводят их в компьютерную базу, фиксируют точное время изготовления, даже весь производственный цикл отслеживают. Кроме того, не менее двух раз в сутки обходят по периметру территорию завода, – а это около четырёх с половиной километров – не появились ли новые ворота, дополнительные средства транспортировки, не было ли несанкционированного вывоза груза? А всё для чего? Чтобы хотя бы косвенно вычислить то, что не под силу напрямую. Смешно, правда?
Двое слушавших пожали плечами, не совсем согласившись с тем, что это так уж смешно, но ничего на это не ответили. А информировавший развернул газету, похоже, предназначенную для внутреннего пользования, и стал читать короткую заметку в ней.
– Вот, послушайте. Здесь про нас.
Загадочная база «Сура» на вид оказалась сооружением невзрачным. На полигон ведет старая каменная дорога, бывший сибирский тракт. Она упирается в обшарпанную кирпичную сторожку с забавной табличкой при входе: «Здесь в 1833 году проезжал Александр Сергеевич Пушкин». Поэт тогда направлялся на восток собирать материал о восстании Пугачева. Теперь заброшенный тракт ведет в соседние деревни Республики Марий Эл, которые начинаются сразу за оградой полигона. Мог ли даже подумать тогда русский поэт, что через сто пятьдесят лет после его смерти на этом месте будут твориться уму непостижимые в его время чудеса. Российский «погодный» объект «Сура» сопоставим по мощности с американским НААRР и находится в центральной полосе России, в глухих местах, в 150 километрах от Нижнего Новгорода. Принадлежит «Сура» Научно-исследовательскому радиофизическому институту, одному из ведущих НИИ СССР.
«Сура» представляет собой несколько проржавевший, потрепанный безденежьем, но вопреки всему еще функционирующий стенд. На площади 9 гектар стоят ровные ряды двадцатиметровых антенн, поросших снизу кустарником.
В центре антенного поля расположен огромный рупор-излучатель величиной с деревенскую избу, с помощью которого изучаются акустические процессы в атмосфере. На краю поля – здание радиопередатчиков и трансформаторная подстанция, чуть вдалеке – лабораторный и хозяйственный корпуса."Сура" строилась в конце семидесятых годов и была введена в эксплуатацию в 1981 году. На этой совершенно уникальной установке были получены крайне интересные результаты поведения ионосферы, в том числе открыт эффект генерации низкочастотного излучения при модуляции ионосферных токов, названный позднее по имени основателя стенда эффектом Гетманцева.
На первых порах работы на "Суре" финансировались в значительной мере военным ведомством, но после развала Союза такие работы больше не проводятся. Как не проводятся и в Капачах, что под Чернобылем, ввиду аварии, в результате которой радиоактивные элементы осели на антеннах, и на Дальнем Востоке, где установка оказалась просто разворованной местными жителями. И, тем не менее, сейчас мы работаем не только в интересах отечественной науки, но и участвуем в международных проектах исследования ионосферы.”
В это время включилась сирена на пятнадцать минут, а это означало, что объявлена «готовность № 1» к начинающемуся на Комплексе очередному геофизическому эксперименту. Что являлось его целью, было известно только старшим офицерам в гражданской форме, да ещё, возможно, Господу Богу, хотя, скорее, дьяволу. Впрочем, судя по тому, что Комплекс за глаза называли микроволновой печкой, в которой разогревают безобидные пищевые продукты, не более того, вряд ли он мог быть причислен к какому-либо дьявольскому изобретению. Но сотрудники имели на этот счёт своё, несколько иное мнение. Пришлось свернуть газету и каждому отправиться на отведенное ему рабочее место.
II
А четырьмя годами ранее, точнее, 26 августа 2005 года, на следующий день после урагана «Катрина», пронёсшегося над Новым Орлеаном, в камбусе университета в норвежском городе Тромсё за столом в своей квартире преподавательского дома сидел довольно преклонного возраста профессор. Он принадлежал к той ещё старой категории профессоров, которые в течение всей своей жизни обобщали опыт и знания, чтобы блеснуть этим сгустком в достаточно зрелом возрасте и по праву получить это звание и место. Звали его Гуннар Ли, а университет, в котором он преподавал, был самым северным и, наверно, самым интернациональным в мире: здесь учились норвежцы, русские, квены, вьетнамцы и далее по списку – можно было бы перечислить до ста других национальностей. Как и все студенты в мире, студенты этого университета ездили летом в порядке культурного обмена во многие страны мира, в том числе и в города-побратимы России – в Мурманск, Архангельск, Нарым. Город, в котором они учились, располагался частично на материковой части, частично – на островной и был, кроме университета, известен ещё и тем, что у его берегов во время II мировой войны англичане после целого ряда безуспешных попыток затопили немецкий линкор «Тирпиц», во время бомбардировки которого погибло около тысячи военнослужащих вермахта. По законам войны, если они для неё существуют, военные трофеи, доставшиеся победителю, остаются у него в руках и уже не возвращаются побежденному ни при каких обстоятельствах. Так же обстояло дело и с затопленным линкором. Для маленькой Норвегии этот металлический гигант явился источником сырья для нескольких отраслей производства. Было известно, что некоторые части линкора, в частности его обшивка, использовались Дорожным департаментом Норвегии как временное покрытие стратегически важных дорог, а некоторые – менее ценные – переплавлялись на изделия лёгкой промышленности, например, брошки и прочую бижутерию. Ношение таких вещей являлось своеобразным символом победы над нацизмом, хотя никто из приобретших подобные изделия, не знал о происхождении материала, из которого они были изготовлены. Профессор, например, уже в течение многих лет носил ремень, пряжка которого тоже была выполнена из той же линкоровской стали.
