Потом я постепенно буду становиться важным человеком и в тридцать лет обязательно буду начальником. К этому всё давно идёт, поэтому куда уж деться-то? Я не знаю точно, что это будет за дело, которым мне доведётся заведовать, но дело будет очень ответственное, а не какая-то ерунда. Я буду сидеть в кабинете, говорить по телефону, за окном будет большой двор с грузовиками, канистрами и шофёрами, и мне нужно будет, хоть ты тресни, отправить Палыча во Львов не позже трёх, а Валеру – в Елабугу сию же секунду. А Валере, понимаешь, нечего пока в Елабугу везти, он пустой стоит! И вот я буду по телефону высказывать свои претензии:
– Понимаете, Георгий Львович, мне совершенно неинтересно, кто у вас вышел на работу, а кто нет! Мне надо, чтоб Вешняков получил по договору!
Дальше я буду ругаться, как папа, и тут же Палыч поедет в Норильск, Валера – в Елабугу, а я пожалуюсь секретарше Вике на то, что все вокруг безголовые, а один только я нормальный. – Да-да.
Вика всегда будет со мной соглашаться, даже если не согласна, но однажды выяснится, что у меня ужасный характер, и я ей скажу, что если она не согласна, то пусть так и говорит, а не придумывает невесть что.
– А я и не придумываю никогда, – обидится Вика, – я правда считаю, что все вокруг вас, Сергей Владимирович, безголовые, а только вы один нормальный. И очень вы со всеми ласковы, чересчур!
Ну где ещё найти такую секретаршу? И что делать, если ей нравится согласною быть?
Когда мне будет лет сорок, у меня будет юбилей. В кругу уважаемых коллег, друзей и всяких других дам и господ я буду сидеть за банкетным столом областного ресторана «Радуга», есть заливное и выслушивать тосты и пожелания, а также признания в дружбе и уважении.
– Вот Серёжа, – скажет один из моих заместителей. – Обычный парень, а редчайший по внутреннему содержанию человек! Может взять трубку телефона и договориться с кем угодно за пять секунд, чтобы вовремя прошла выгрузка и загрузка.
По тону говорящего будет ясно, что авторитет мой для него неколебим и высок, а сделать мне приятное – глубочайшая потребность. Но, как человек противоречивый и местами непредсказуемый, я вдруг осажу товарища и скажу:
– Ладно, Ефремов, не выступай. Возьми лучше заливного, а потом вместе будем петь караоке.
В этот момент сидящая рядом Вероника улыбнётся мне и скажет:
– Какой ты всё же грубый! – и уйдёт танцевать.
А когда я буду возвращаться с юбилея домой, рядом будет идти Вероника весёлая.
– Какой был вечер! – скажет она.
А я буду вспоминать почему-то Лёшу Распопова. Действительно был лучший парень во всём дворе!
Когда мне будет лет шестьдесят, у меня будут внуки и внучки. Они будут очень любить деда, радовать его хорошими отметками и всё время просить, чтобы я с ними играл.
– Я устал, – буду кряхтеть я, переключая телевизор на другую программу, – дайте отдыха, сорванцы!
И тогда моя внучка Марина начнёт обнимать меня и очень-очень попросит, чтобы я шёл на улицу лепить с ними снеговика.
– Ну вот только снеговика мне лепить недоставало! – дурашливо скажу я. Я знаю, что стоит мне только начать немного коверкать голос, как Марина начинает помирать со смеху. – Во-от, – начну я коверканным голосом, – выходит старый пень на улицу и лепит снеговика-а. Вот уже глубокая ночь, все дети и их родители разошлись по кроватям, а Маринин дед лепит, будь он неладен, снеговика-а.
У Марины уже истерика, а я дальше:
– К утру снеговик вдруг хлопнет в ладоши и забегает вокруг деда. Тра-та-та! Тра-та-та! Дети будут идти в школу мимо нас со снеговиком и скажут: «Совсем из четырнадцатой квартиры (это наша квартира) мужик сдал под старость. Всю ночь не спит!» А потом вьюги лютые найдут на наши края, бураны великие, но никуда я не скроюсь, а буду оберегать снеговика-а.
– Хватит, дед! – Марина будет уже визжать и пищать, но я продолжу:
– И сдует нас со снеговиком с лица земли на веки вечные. А чтобы этого не было, не проси меня, внученька, идти лепить с тобой снеговика-а.
Таким образом, я и лепить никого не пойду, и с детьми поиграю.
Когда мне будет лет эдак под восемьдесят, придёт мой смертный час. Но я и в этот ответственный момент останусь весёлым человеком. Позову внуков и внучек и скажу:
– Пришёл, ребятишки, мой смертный час. Помрёт ваш дедушка с минуты на минуту. Принесите скорее чаю с бутербродами, потрескаем напоследок.
Внучка Марина со слезами на глазах пойдёт делать бутерброды, а угрюмые внуки (ну, они уже будут взрослыми мужиками к моему смертному часу) сядут на диван с каменными лицами, и жизнь им покажется непосильной ношей.
А меня как чертёнок укусит, когда я на них посмотрю.
– Скисли, братва? – спрошу. – Слушайте лучше завет. Тебе, Денис, я завещаю и просто по-дружески советую бросить работать на вашей фирме среди бандитов, а начать честно жить и трудиться. А тебе, Альберт, я ничего не посоветую, потому что ты и сам умный. Единственное, что хочу сказать, никогда не делай такого лица, как у тебя сейчас. Понятно, что моя трагична смерть, но жизнь твою куда теперь нам деть? – и высморкаюсь.
В этот момент Марина принесёт нам чай с бутербродами, а я его как раз уже расхочу и предложу попить чайку своим внукам.
– Давайте-ка, Альберт и Денис, за мой счастливый полёт!
– Дед, не хочется чаю… – скрипя зубами, скажут Денис с Альбертом и сожмут кулаки от непереносимости происходящего.
– Пейте, говорю!!! – прикрикну я лихо, точно в молодости.
И только они откусят бутерброды со шпротами, которые всегда прекрасно делала Марина, душа моя поднимется к потолку, потом упорхнёт в окно, воспарит над домом и вскоре достигнет обиталища Господа Бога.
– Так, – скажет Господь, – попусту не мешайся. Бери тряпку и пыль вытирай, как все. А то рай тут не рай и ад не ад.
И буду пыль вытирать, чтобы рай был рай, и всё остальное.
Наступит время, когда меня и вовсе не будет. Захлещут дожди осенние по просёлкам, задуют ветра пронзительно по дворам, и никогда-то больше не ступит на лужайку моя нога, не щёлкнет пальцами моя рука, не выпьет вишнёвого сока мой рот и не наполнится радостью моё сознание. Будут рождаться новые люди. Они будут проживать свои жизни, совсем не учитывая мой опыт.
Однако, может быть, когда-то они прочтут мою книгу. Прочтут они, как мы с Вероникой гуляли по бензозаправке, и возле домов, где они живут, тоже найдутся заправки. У нас-то всегда заправки возле домов!
Даже злые красавицы вроде Лизы Спиридоновой начнут кидаться репейником и смеяться, забыв о том, что есть кто-то ещё красивее их.
