Японская конституция 1889–1945 годов признавала свободу волеизъявления, но лишь в пределах, предусмотренных законами и постановлениями. Суверенитет народа не признавался. Конституция провозглашала императора и императорскую систему священными, неприкосновенными и всячески возвеличивала их. Императорский рескрипт о просвещении, обнародованный перед открытием первой сессии императорского парламента в 1890 году, гласил, что просвещение, наука, общественная мысль и религия в Японии находятся под контролем абсолютистской власти императора.
В 1947 году реорганизованный японский Институт по изучению проблем Тихого океана предложил мне написать краткий очерк истории японского народа. При содействии института моя работа была опубликована в Японии в 1949 году. Позднее, в том же году, книга вышла в серии «Иванами синее», и широкие массы японского народа смогли ознакомиться с ней. В 1949 году книга была переведена на английский язык, и американский Институт по изучению проблем Тихого океана предполагал опубликовать ее, но английское издание так и не увидело свет, поскольку и этот институт находился под влиянием идей холодной войны. Первое зарубежное издание моего труда было выпущено в Советском Союзе.
Глава I
РОЛЬ НАРОДА В ИСТОРИИ
В Японии нет работ по истории народа, а есть лишь книги по истории господствующего класса. Впервые об этом ясно заявил Фуокудзава Юкити[5]. Особенно яркое выражение эта мысль нашла в девятой главе его «Кратких очерков цивилизации», написанных в 1875 году, где рассматривается история японской цивилизации. Позднее история японского народа получила освещение в таких работах, как «История развития японского капитализма» (1926–1930) Норо Эйтаро[6], питомца университета Кэйо, который был основан Фукудзава Юкити. В разделах, посвященных периоду Бакумацу[7]и революции Мэйдзи и являвшихся частью «Лекций по истории развития японского капитализма», опубликованных в 1932–1933 годах под редакцией Норо, а также в работах «Преобразования Мэйдзи» (1935), «Мораль и идеология в период Бакумацу» (1940), а затем вновь в работе «Преобразования Мэйдзи» (1940, издание «Тюокорон»; 1946, издание «Иванами синее») я тоже стремился осветить историю японского народа. Однако даже в книгах, опубликованных в Новое время и в последние годы, и претендовавших на освещение социально-экономической истории Японии, история народа нередко подменялась историей господствующего класса.
Мы ни в коем случае не должны забывать о том, что в Древней Греции, где, несмотря на рабовладение, существовала демократия и республиканское правление, а также в Европе и Америке, переживших в своем развитии в период от Средних веков до эпохи Возрождения систему республиканского правления в вольных городах, а в Новое время – республиканскую революцию в городах, непрерывно росли народные традиции. Тогда как на Востоке и в Японии, где исстари господствовал бюрократизм абсолютной монархии, всегда преобладали традиции господствующего класса.
«Книги по истории прошлого не способствовали просвещению народа, они лишь помогали держать народные массы в темноте и невежестве», – писал Ляп Ци-чао[8]относительно исторических работ о прошлом Китая. Эти слова относятся как к работам по истории стран Азии, так и по истории Японии. В 1911 году в Китае произошла республиканская революция, поэтому китайские ученые получили возможность делать подобные искренние признания. В Японии же еще не наблюдается подобных чистосердечных и самокритичных высказываний. Здесь еще предстоит подвергнуть решительной критике то, что в свое время в Китае критиковал Лян Ци-чао, отмечая, что «книги по истории прошлого писались для потомков аристократии, для бюрократической клики, для узкого круга ученых, а читали их только те, кто находился у них на службе; естественно, что авторы этих книг отстаивали интересы абсолютизма и с ненавистью и злобой относились к стихийным выступлениям народных масс»[9].
Догу (глиняная фигурка) периода Дзёмон (г. Хиросаки, преф. Аомори)
«Я раскрыл книгу по истории, но, о каком бы периоде ни шла речь, каждая страница книги была испещрена словами «гуманность», «справедливость», «мораль», «добродетель». Так как я все равно не мог уснуть, то продолжал читать далеко за полночь и вдруг обнаружил, что вся книга пронизана одним словом: «людоедство», – писал в Китае Лу Синь. К сожалению, у нас, в Японии, мы еще не можем иметь своих Лу Синей.
В опубликованных за последнее время книгах по истории Японии каждая страница пестрит словами «общество», «экономический базис», «способ производства», «научный анализ», «конкретное исследование», «тщательность», «категория», «тип», «генеалогия», «структура», но при внимательном рассмотрении мы обнаруживаем все то же слово «людоедство». Как подчеркивал Мао Цзэдун, говоря об «упорядочении трех стилей», старые шаблоны восьмичленных сочинений[10]уже похоронены, но существует стремление к утверждению господства новых шаблонов восьмичленных сочинений, и мы должны категорически заявить, что это касается и японской исторической науки.
В настоящее время история Японии тоже должна стать наукой. Однако в Японии немало ученых, которые забывают о том, что историческая наука должна служить не только ученым и учащимся, но что она должна рассказать об истории народа.
В самом деле, так как до сих пор писали книги лишь по истории господствующего класса, то предполагали, что сохранились только документы, которые считались важным историческим материалом с данной точки зрения, а документы, относящиеся к жизни народа, почти совершенно отсутствуют. А поэтому в значительной мере полагались на этнографические данные. Однако мне хочется подчеркнуть, что жизнь народа в различные периоды истории, его борьба против господствующего класса, связанная с различными историческими изменениями, получили наиболее полное отражение в документах и хрониках.
