– Это просто окно, – объяснила Элси, выходя на лестничную площадку. – К сожалению, оно само закрывается. Что-то с ним не в порядке.
– А вставила ли ты гвоздь? – спросила миссис Уоррет.
– Гвоздь? Нет, мэм.
– Так как же тогда, скажи на милость, ты хочешь, чтобы оно не закрывалось? Вы, молодежь, никогда не обращаете внимания на то, что у вас перед глазами. Посмотри на подоконник и увидишь гвоздь. Он там специально положен.
Элси в полной растерянности вернулась в комнату. На подоконнике действительно лежал большой гвоздь, а в боковой части оконной рамы было отверстие, куда этот гвоздь надо было вставить. На сей раз она открыла окно без происшествий, но длинная штора из голубой вощеной бумаги вызвала новое замешательство. Свисая вниз, она закрывала окно, не давая доступа воздуху. Элси не знала, как закрепить эту штору.
– Скатай ее и заколи булавками, – предложила Джонни.
– Я боюсь порвать бумагу. Ах, ну что это за гадость, – ответила Элси с отвращением в голосе.
Однако она все же вколола пару булавок и закрепила штору так, чтобы та не мешала. После этого девочки оглядели комнату. Она была обставлена очень просто, но царили в ней чистота и порядок. На комоде, накрытом белым полотенцем, лежала подушечка для булавок, на которой вколотыми булавками была выведена надпись «Вспоминай о Рут». Джонни залюбовалась и подумала, что ни за что не решилась бы испортить узор, вынув хоть одну булавку, как бы сильно она в этой булавке ни нуждалась.
– Какая высокая кровать! – воскликнула она. – Нам придется сначала встать на стул, чтобы на нее забраться.
Элси потрогала кровать.
– Перина! – воскликнула она с ужасом в голосе. – Ох, Джонни! Зачем мы только приехали? Что мы будем делать?
– Я думаю, мы это переживем, – ответила Джонни, которая чувствовала себя отлично и рассматривала несходство новой обстановки с заведенными дома порядками скорее как нечто забавное, чем трагическое. Но Элси застонала. Провести две ночи на перине! Как она это вынесет!
Они сошли вниз к ужину, который был подан в кухне. Небольшой огонь, который развели там, чтобы вскипятить чай, уже почти догорал, но было душно и жарко, а сливочное масло совсем растаяло, и миссис Уоррет подцепляла его ложкой. Над столом с жужжанием вились мухи, целый отряд их облепил тарелку с пирогом. Хлеб был отличный, а также и творог, и печеная айва; но Элси не могла есть. От жары ее лихорадило. Миссис Уоррет была очень огорчена таким полным отсутствием аппетита, так же отнесся к этому и мистер Уоррет, добродушный на вид, лысый старик, которому представили девочек. Он вышел к ужину без пиджака, в одной рубашке, и казался столь же необыкновенно тощим, сколь необыкновенно толстой его супруга.
– Боюсь, Люсинда, такой ужин не нравится малышке, – сказал он. – Ты должна приготовить для нее завтра что-нибудь другое.
– Ах, нет, не в этом дело! Все очень вкусно, но только я не голодна, – принялась оправдываться Элси, чувствуя, что вот-вот заплачет. И она в самом деле немного поплакала после ужина в сумерках, когда мистер Уоррет сидел у двери на свежем воздухе, курил свою трубочку и бил комаров, а миссис Уоррет спала в большом кресле-качалке, производя при этом весьма громкие звуки. Однако Элси постаралась скрыть свои слезы даже от Джонни, так как чувствовала себя самой дурной девочкой на свете, оттого что ведет себя так скверно, когда все вокруг так добры к ней. Она повторяла это себе снова и снова, но пользы от этого было мало. Любая мысль о доме, о Кейти, о папе вызывала отчаянное желание вернуться к ним, и тогда глаза Элси снова неожиданно наполнялись слезами.
Ночь прошла плохо. Не было ни одного дуновения ветерка, свежий воздух не доходил до жаркой постели, где лежали маленькие сестры. Джонни спала совсем неплохо, несмотря на жару и комаров, но Элси почти не сомкнула глаз. Один раз она встала и подошла к окну, но голубая бумажная штора неожиданно с шумом упала, стукнув Элси по голове, чем очень ее испугала. В темноте было невозможно найти булавки, так что пришлось оставить штору висеть развернутой. Бумага хлопала и шелестела всю оставшуюся ночь, что также мешало заснуть. Все же около трех часов ночи она задремала, а уже минуту спустя – так ей показалось – проснулась. Комната была залита ярким солнечным светом, а под окнами кукарекало и квохтало полдюжины петушков и курочек. У Элси ужасно болела голова. Ей очень хотелось остаться в постели, но она побоялась, что это сочтут невежливостью. Она оделась и вышла к завтраку вместе с Джонни, но была такой бледной и ела так мало, что миссис Уоррет весьма взволновалась и сказала, что лучше бы Элси не выходить во двор, а просто полежать на диване в парадной гостиной и «развлечься книжкой».
Диван в парадной гостиной был обит очень скользким вощеным ситцем фиолетового цвета. Это был очень высокий и очень узкий диван. Боковых спинок не было, поэтому подушка постоянно выскальзывала и голова Элси неожиданно откидывалась назад, что было отнюдь не приятно. И, что еще хуже, задремав, Элси сама свалилась на пол, соскользнув с гладкого ситца, словно с ледяной горки. Это происшествие до того взволновало ее, что, хотя Джонни принесла два стула и поставила их возле дивана, чтобы предотвратить новое падение, Элси так и не решилась опять задремать. Тогда она решила последовать совету миссис Уоррет и «развлечься книжкой». Книг в парадной гостиной было немного. Элси выбрала толстый черный том, на котором было написано «Полное собрание сочинений миссис Ханны Мор»[2]. Часть тома занимала проза, а часть – поэзия. Элси начала с главы под названием «Советы относительно формирования характера юной принцессы». Но там оказалось слишком много длинных и непонятных слов, так что Элси обратилась к другому произведению – «Целебс в поисках жены». Там рассказывалось о молодом человеке, который хотел жениться, но не был уверен, найдутся ли на свете девицы, которые будут достаточно хороши для него. Поэтому он ездил то к одной, то к другой девице, но, погостив несколько дней, обычно говорил: «Нет, она не подойдет» – и затем уезжал. Наконец он все-таки нашел юную леди, которая казалась именно такой, какая была ему нужна: она посещала бедных, рано вставала, всегда ходила в белом и никогда не забывала заводить часы и исполнять свой долг. Элси уже почти была уверена, что теперь привередливый молодой человек удовлетворится и скажет: «Это та, что мне нужна». Но – увы! – увлекшись, она не заметила, как во второй раз скатилась с дивана, теперь уже в компании миссис Ханны Мор. Они приземлились на подставленные заранее стулья, откуда Джонни, подбежав, и подобрала их обеих. Вообще говоря, лежать на диване в парадной гостиной было не очень успокоительно. По мере того как день проходил и бившее в окна солнце нагревало комнату, Элси чувствовала себя все более и более утомленной, тоскующей по дому и безутешной.
Тем временем Джонни была очень занята благодаря усилиям миссис Уоррет, в уме которой прочно укоренилось представление о том, что для любого ребенка главная радость в жизни – гонять цыплят. Стоило одному из них промелькнуть мимо кухонной двери, что происходило через каждые три минуты, она кричала: «Джонни, вот еще один. Погоняй-ка его!» И бедная Джонни чувствовала себя обязанной выскочить на солнцепек. Она была очень вежливой девочкой, и ей не хотелось говорить миссис Уоррет о том, что бегать в жару неприятно: в результате к обеду Джонни была совершенно измотана и, как казалось Элси, должна была бы рассердиться, но Джонни не умела сердиться – она никогда не сердилась. После обеда ей пришлось еще тяжелее, так как солнце стало жарче, а цыплята, которым жара была нипочем, пробегали мимо дверей кухни каждую минуту. «Ну-ка, Джонни, вот еще один», – слышалось постоянно, так что наконец Элси пришла в отчаяние. Она встала и, войдя в кухню, попросила утомленным тоном:
