А Янке нравилось. Нравилось, что столько народу толпится на улицах. Идёшь, толкаясь, будто и не захолустье вовсе, не окраина мира, а столица. И вокруг звуки, запахи, тела, платья, панамки, голоса…
В августе приезжала из Москвы к своей бабушке Светка. Первые три дня она была вся такая из себя, столичная штучка, а потом всё чаще забывала дома тёмные очки и мобильник, не хуже Таля лазила по скалам и ныряла с волнорезов, подцепляла местные словечки, и уже трудно было представить, что она дочка какого-то крутого продюсера, снялась в трёх взрослых серьёзных фильмах и двух сериалах. Светка – это тоже август. И всё Янке казалось, что они на каникулах. Что они уедут совсем скоро, за неделю до школы, как всегда уезжали.
А потом пришёл сентябрь.
Посёлок пустел постепенно. Будто воздушный шарик с маленькой дырочкой, из которого медленно выходит воздух. Сначала уехали семьи с детьми. Опустел детский оздоровительный лагерь у подножья Горы. На пляже теперь не было слышно визга и писка. Только модные старушки с маленькими собачками на тонких поводках, брюхастые дядьки да неформалы. Неформалов было много. В конце августа они лавиной сходили с гор, заполняли улицы и пляжи от Коктебеля и до Посёлка. По вечерам жгли костры прямо на набережной, стучали в тамтамы, пели песни под гитару, фаеры устраивали представления, бросив у ног помятую шляпу с грустной горсткой монет.
Янке с Ростиком строго-настрого запрещалось подходить к неформалам и разговаривать с ними. Считалось, что уж они-то точно «плохому научат». Но Янке нравилось наблюдать за ними, за их особенной, непонятной жизнью. В детстве она даже мечтала сбежать с ними и бродить по свету.
Янка всегда приезжала сюда только летом, и ей казалось, что здесь всегда так: жарко, шумно, многолюдно, сплошной праздник, вечный карнавал. Она не могла представить, как живёт Посёлок осенью и зимой. И вот осень пришла. А жизнь продолжалась. И надо было идти в школу, которая – хорошо ещё! – была русская, а вечерами в клубе показывали кино, иногда концерты. Работали магазины. Ходили в Феодосию и Симферополь автобусы. Шумело море.
Янке пришлось открывать Посёлок заново. Он был похож и не похож на её летний мир, к которому она привыкла и думала, что знает его, как содержимое своей сумочки. А он вдруг оказался огромным чемоданом с тысячей потайных кармашков и отделений. Надо узнавать, где библиотека, поликлиника, почта. Хочешь отправить Майке письмо по «мылу» – ищи Интернет-клуб.
Посёлок всегда был бедным и простым, а тут вдруг появился в нём целый квартал богатых вилл с лужайками, фонтанами, заборами. Кто в них жил и жил ли, Янка не знала. Ей вообще казалось, что она теперь мало что знает, ещё меньше понимает. И другие флаги на административных зданиях, и другой гимн на линейке в школе, и за хороший ответ ставят здесь не «пять», а «десять», и деньги другие. Первое время она всё пересчитывала в уме на рубли, потом привыкла. Мама с Ростиком быстро начали «гхэкать» и «шокать», а Янка усиленно за собой следила, старательно говорила без всех «диалектных особенностей», будто и этим хотела отгородиться от мира, который ей навязали.
Хорошо ещё, что у неё были Даша и Таль. Они помогали ей, каждый по-своему. И если бы не они, в этой школе Янке бы пришлось совсем туго. То есть учителя-то приняли её хорошо. Поспрашивали, что и как было в прежней школе, что уже прошли. Особенно ей их классная понравилась, Диана Васильевна. Она молодая была и красивая. Вела физику, и как-то так вела, что даже Янка её понимала. И разговаривала всегда по-человечески, без нотаций, не то, что мама. Но ведь школа – это не только учителя.
В конце первой учебной недели устроили дискотеку для 8—11 классов, и Янка, конечно, пошла. Потому что это дома можно было закатывать истерики, что не собирается она тут ни к чему привыкать, «тебе надо, ты и привыкай», но умом-то она понимала, что хочешь не хочешь, а привыкать придётся, общаться придётся, или, как дед говорил, «врастать в коллектив». Иначе какая это будет жизнь?
В столовой убрали столы, поставили аппаратуру. Десятиклассники вели сначала какую-то конкурсную программу, на которую Янка смотрела снисходительно, ну а потом начались танцы. Янка сидела в мерцающей цветомузыкой темноте зала рядом с Дашей и думала, что в своей школе у неё не было ни одного свободного медленного танца. Уж если не Рябинин, то Ивлин, не Ивлин, так Орехов, а на худой конец Иванов или Сёмин. А тут… Да и кто её может пригласить? Ну, не Таль же! Он одного с ней роста, а когда она на каблуках, как сейчас, даже ниже, чего смеяться-то…
– Потанцуем?
В первую секунду она даже его не узнала: высокий, красивый, глаза не смотрят, а гладят.
– Яночка, детка, ты что же, меня не узнала?
И только тогда – узнала. С Яриком Шрамко они на соседних улицах здесь жили, с пятилетнего возраста, наверное, играли, только она не видела его года два уже. И надо сказать, многое потеряла. Просто красавчик! Такой весь… обалденно-офигенный говорила про таких Майка.
Янка легко поднялась со стула и протянула ему руку. Ярослав утащил её на середину зала. От него пахло пивом и чем-то ещё противным, но Янка старалась об этом не думать. Ярослав прижал её крепко, так, что даже дышать было трудно, и Янке стало не по себе. Не то чтобы неприятно или страшно, а просто не по себе. Она еле дождалась последних аккордов и сбежала под Дашину защиту.
– Ты со Шрамко танцевала? – тут же накинулась Даша. – Ты ему понравилась? Он такой бабник, Ян! Ты поосторожнее с ним…
Янка фыркнула. Но Даша чуть наклонилась к ней и прошептала:
– Он с Оксанкой Мельник спит, правда-правда.
– Прямо-таки спит?
Даша закивала. Янка нашла взглядом в толпе школьников высокую Оксану Мельник. Она её почти не знала, так, слышала от Даши всякие глупости, ну и пересекались раньше пару раз на пляже.
– Она если увидит, что Шрамко к тебе клеится, глаза выцарапает. Она в конце того года девчонку одну избила, не нашу, с ней Шрамко в Коктебеле крутил, а Мельник узнала. У нас весь Посёлок говорил.
– Я, что ли, к нему клеюсь? Меня от него тошнит! – вскинулась Янка.
– Ну, ей ты это вряд ли докажешь.
– Дикость какая-то… – пробормотала Янка и подумала: «Хорошо, что Ярослав Шрамко учится в параллельном классе. А Оксана вообще на год старше».
После дискотеки Шрамко опять подошёл к ней.
– Тебя проводить, моя королева?
– Я не нуждаюсь в ваших услугах, паж, – парировала Янка.
Лицо у Шрамко окаменело, будто он пощёчину получил. Но Янке и правда не хотелось с ним тащиться через весь Посёлок. Она во время танца-то не знала, куда себя деть, о чём поговорить.
– Значит, так, да? Прямо в душу ты мне плюнула, Яночка.
Янка растерялась, не нашлась, что ответить, и просто обошла Шрамко, как шкаф. Домой пошла с Талем. С ним хотя бы весело.
И с этой дискотеки кончилась Янкина спокойная жизнь. Шрамко оказался тот ещё тип. В понедельник он поймал её у столовой на большой перемене:
