– Но зачем? Разве это понадобится Джамиле, когда она выйдет замуж? Разве не дети и дом должны будут стать для нее всей жизнью?
– О да, когда она выйдет замуж, так и случится. Во всяком случае, именно об этом я ежедневно прошу Аллаха всемилостивого и милосердного в своих молитвах. Но разве женщине может помешать знание письма и счета? Разве станет она от этого менее красивой, менее мудрой, менее доброй?
– Ты права, моя Зухра, – это не может помешать никому. Боюсь только, что нашей образованной дочери не понравятся женихи, которых мы сможем ей найти…
– О Аллах, какое счастье! – проговорила со светлой улыбкой Зухра. – Карим, подумай, о чем мы сейчас с тобой говорим! Мы всерьез обсуждаем замужество нашей девочки и ее будущих женихов! Разве могли мы еще три месяца назад даже мечтать об этом?! Мы считали дни и опасались, что смерть нашей девочки придет слишком быстро. А теперь!..
Карим улыбнулся жене, улыбнулся ее словам и подумал, что Зухра, как всегда, права. И пусть она и дальше будет права всю жизнь, что им судил Аллах всесильный.
– Ну что ж, жена, ты говориш мудро. И, если ты считаешь, что девочке надо учиться, значит, так тому и быть. Но где же мы найдем нашей Джамиле учителя?
Зухра опустилась на подушки, взяла в руки пиалу с молоком и сделала несколько глотков. Целый день суеты ее утомил, и потому она рада была возможности отдохнуть несколько минут от бесконечного беличьего колеса, в котором крутится день-деньской любая женщина.
– Увы, Карим, здесь мы не найдем учителя ни нашей крошке, ни нашим старшим сыновьям. Хотя этим молодцам учение не нужно – они уже сейчас знают ровно столько, сколько знаешь ты, и довольны этим. И потому я подумала, что было бы разумно отправить Джамилю к моему брату в Багдад. У него лавки, живет он побогаче нашего, а своих детей Сирдару и его доброй Айше Аллах не дал. Думаю, что в таком огромном городе, как прекрасный Багдад, найдется учитель для маленькой умной девочки…
– О Аллах, но как же мы будем жить без Джамили?
– Тут уж, любимый, надо выбирать между нашей слепой любовью, которая требует не отпускать девочку ни на миг, и тем, что будет хорошо для нашей доченьки. Для меня отъезд Джамили, если ты согласишься со мной, станет незаживающей раной. И только мысль о том, что мы все сделали правильно, может чуть приглушить боль.
– Бедная моя Зухра! Но как же ты решилась на это?
– Сегодня был удивительный день. Когда я замешивала тесто, я услышала, как Джамиля рассказывает сказку дюжине своих подружек, которые сбежались со всех соседских дворов. Детки не отводили глаз от лица нашей доченьки. Я была так удивлена, что они сидят и слушают ее историю, что сама подошла поближе и тоже прислушалась.
– Ты слушала сказку?
– Я заслушалась, Карим! Это была настоящая мудрая история, добрая, как сама наша девочка, и захватывающе интересная. Никогда еще я не слышала легенды столь красивой и столь волнующей, никогда! Всего через мгновение я перестала замечать, что рассказывается она детским голоском, что рассказчица держит на руках кошку, что вокруг Джамили сидят малыши… Аллах милосердный, такого удивительного чуда я не встречала еще никогда в своей жизни. И пусть я видела не много, но мне стало понятно, что малышка наша должна научиться всему, чему только можно!
Глаза Зухры горели. Карим залюбовался ее прекрасным лицом, которое стало совсем юным, когда она говорила о сказке, услышанной от дочери. «Как она прекрасна, моя Зухра! И какая тяжелая у нее жизнь! Аллах услышал мои молитвы – доченька выздоровела, жене стало полегче, но все равно она трудится с восхода и до заката… Прекрасная моя, добрая жена!» На глаза Карима навернулись слезы, но он сумел перебороть этот острый приступ жалости и твердо сказал:
– Да будет так, моя прекрасная! Я соглашаюсь с твоим решением! В великий праздник Рамадан мы, как всегда, раскроем двери нашего дома для твоего брата и его жены. Ну а если Сирдар согласится, то после праздника отправим доченьку в Багдад к дяде – учиться и становится самой умной на свете девочкой!
– Благодарю тебя, мой мудрый муж! Ничего другого я не желаю, только видеть нашу девочку самой счастливой и самой умной! И пусть сердце мое изболится в разлуке, но мысль о том, что девочка счастлива, излечит его.
Ничего этого не знала Джамиля, играя с подружками во дворе соседского дома. Ее не беспокоили предчувствия, не терзали страхи. Но в этот миг, прикоснувшись рукой к амулету, который теперь сопровождал ее всегда, она вдруг почувствовала такую удивительную, необыкновенную, солнечную радость, какой не чувствовала до сих пор никогда.
Миг – и наваждение исчезло. Но ожидание счастья осветило для девочки все вокруг, расцвели яркими красками дувал и дворик; деревья и даже кошки, ее всегдашние спутницы, показались Джамиле сегодня небывалыми, незнакомыми, сказочными зверями.
Макама третья
Имхотеп присел на ложе у ног Та-Исет, пока она избавлялась от тяжелой затейливой прически.
– Ты куда красивей своей госпожи, богиня…
– Но любишь-то ты ее, о смертный…
– Я никогда не испытывал любви, однако я наслаждаюсь, лежа рядом с красивой и страстной женщиной. Раньше никто никогда не жаловался на меня, богиня. Если бы ты просто наслаждалась теми ощущениями, которые я возбуждаю в твоем теле, ты поняла бы, что я прав.
– Ты – злой человек, смертный. Я не позволю тебе так жестоко шутить надо мной! – тихо сказала она.
– Я не собираюсь шутить, богиня, – прошептал он, и его теплое дыхание коснулось ее уха. Его слова и прикосновения вызывали у нее легкую дрожь. – Позволь мне любить тебя, Та-Исет! Не сопротивляйся!
Его рука начала медленно и нежно ласкать ее груди.
– Ах, богиня, моя прекрасная богиня! – прошептал смертный, но такой красивый юноша, прижавшись губами к ее мягким ароматным волосам.
Та-Исет почувствовала, что его руки и губы с нежностью ищут чего-то. Она слышала в его голосе сдерживаемую страсть, и ее душа, казалось, затаилась глубоко и наблюдала за ним. Несмотря на позднее пробуждение, Та-Исет не отдохнула, у нее не оставалось сил, чтобы сопротивляться. Расстегнув серебряную, филигранной работы застежку ее длинной столы, юноша раздел ее. Он был очень осторожен, очень нежен.
В течение нескольких долгих минут он просто сидел и пристально смотрел на крепкие золотистые груди, которые вздымались и опадали в такт дыханию. Потом бережно уложил ее на спину между подушками и начал покрывать грудь нежными поцелуями. Его губы прикасались к ней легко и быстро.
– Я всего лишь смертный, богиня, – тихо произнес он. – Смертный, которому отмерена короткая жизнь. Да, мне удалось ненадолго перехитрить бога богов, сияющего Ра… У меня никогда не было времени, чтобы заняться любовью с красивой женщиной. Но здесь, в твоих благоухающих покоях, я задержусь и буду обожать тебя, пока не наступит час нашего расставания.
Потом его губы снова принялись ласкать ее плоть. На этот раз они двигались медленно и чувственно, своей лаской пробуждая внутри нее крошечное пламя желания.
