Он принадлежал к ордену, который уделял особое внимание образованию людей. Во всех странах Европы доминиканцы обучали молодёжь; даже в далёких России, Персии, Индии, Китае, Повсюду в этом огромном мире. С помощью своих разбросанных по всему свету миссий доминиканцы приобрели огромные практические познания в географии.
Для него было совершенно естественно учить, и дети с нетерпением ожидали его визитов, потому что он был более образован, чем их домашние учителя, и умел объяснять сложные вещи простым языком. Сам похожий на ребёнка, он рассматривал окружающий мир в контрастных черно-белых тонах: чёрный, как его мантия, белый, как его клобук. Он был высокого роста, подбородок выдавался вперёд, голос звучал грубо, и вообще юным принцу и принцессе личность его казалась просто необыкновенной.
Однажды, когда он с гордостью и энтузиазмом рассказывал о далёких миссиях ордена, Изабелла взволнованно спросила:
— Разве миссионеры в своих дальних странствиях не подвергаются большой опасности, брат Томас?
— Никакое расстояние не может быть слишком далёким, чтобы добраться до язычников.
— Но разве они не могут упасть, достигнув края света?
Брат Томас помедлил мгновение. Купцу, задай тот подобный вопрос, он бы ответил, что ни один корабль ещё никогда не падал; философу — что тень Земли на Луне во время затмения круглая; студенту университета в Саламанке — что неплохо бы перечитать Аристотеля, молодой человек.
Но эти аргументы не подходили для мальчиков и девочек. Поэтому сначала он произнёс по-латыни с грубоватой уверенностью:
— Mundi formam omnes fere consentiunt rotundam esse, — тут же переводя эти слова, так как помнил, что члены королевской семьи не знают латынь: — Широко допускается мысль о том, что форма Земли круглая. — Это были слова самого святого отца, папы Пия II. А затем прекратил обсуждение при помощи аргументов, убедительных для молодых: только немногие моряки боятся плыть на кораблях, которые несут нашу святую веру в дальние страны. Только испорченный или глупый человек может придерживаться мнения, что Земля плоская, как блин. Может вода задержаться на поверхности блина? Нет, она тут же скатится. И то же самое с нашей Землёй. Если бы она была плоской, вся вода морей и океанов давным-давно бы скатилась. Испания окружена морями, как и любая другая страна мира.
Брата Томаса на самом деле не интересовало, кругла ли Земля или нет, он был просто заинтересован в том, чтобы принц или принцесса, придя однажды к власти, не колебались бы в отправлении миссий для распространения христианской веры. Гораздо ближе его сердцу была Испания и её проблемы, особенно государство мавров Гранада, которое как пиявка раздулось на богатых, прекрасных равнинах Андалусии.
— Никогда не забывайте, что Испания похожа на щит. Сама карта этой благословенной земли — отражение испанской судьбы, которая повелела ей стать щитом, защищающим не только нас, но и всю христианскую Европу от еретического зла мавров. Именно эту задачу всегда выполняла Испания, — говорил брат Томас, — в течение долгих тёмных веков, когда порой каталось, что крест может навсегда быть повергнут полумесяцем, когда орды неверных доходили до самых подножий Пиренейских гор. Но испанцы никогда не сдавались. Мужественные предки наши медленно вытесняли с гор Астурии завоевателей в тюрбанах всё дальше и дальше на юг.
В настоящее время нижняя часть щита всё ещё была занята государством мавров Гранадой, дерзким и богатым, с населением в три миллиона неверных.
Брату Томасу казалось, что нынешний испанский король напрасно принимает мавров как равных. Но монах не говорил об этом, потому что его долгом было обучать, а не сеять семена разногласий между королём и возможными наследниками. Его главной целью было единение. Дон Альфонсо слушал, его юное лицо выражало решимость. Таким же было выражение лица его сестры, инфанты.
— Я помогу тебе, Альфонсо. Я выйду замуж за короля Португалии или Арагона. Тогда христиане станут в два раза сильнее.
— Когда ты выйдешь замуж, моя маленькая сестрёнка, ты должна будешь сделать это по велению сердца. Я сам займусь Гранадой. Это дело для мужчины.
Брат Томас услышал эти слова, произнесённые шёпотом, но не сделал замечания молодым людям. Он поблагодарил Бога за их правильные мысли.
— В следующий раз я остановлюсь на соседних королевствах — Португалии и Арагоне. — Он улыбнулся, гак как Изабелла уже обнаруживала признаки политической зрелости. Это верно, что три христианских народа должны быть вместе, чтобы Испания не осталась одинокой в борьбе с неверными.
Возвращаясь в Сеговию, он обычно мысленно готовил новую лекцию детям, надеясь, что его лекции хотя бы в малой степени послужат большей славе Испании и изгнанию мавров. Он не строил иллюзий, что история запомнит его, хотя и предполагал, что имя его дяди — кардинала может быть отмечено в одной или двух строчках. Он редко вспоминал своё собственное имя: Томас де Торквемада...
Когда в очередной раз брат Томас пришёл из Сеговии в Аревало, ворота маленькой крепости были плотно закрыты. Ему пришлось долго стучать и кричать, прежде чем в массивных воротах открылось маленькое решетчатое отверстие.
— Уходи прочь, — проворчал страж.
— Будьте добры, сообщите вдовствующей королеве, что пришёл брат Томас.
— Она не принимает посетителей.
Страж бы захлопнул окошко прямо перед его носом, но брат Томас просунул свой посох между прутьями.
— Я не узнал тебя, добрый воин, возможно, ты тоже меня не знаешь. Я — брат Томас де Торквемада, приор монастыря Санта Круз в Сеговии. Я, как обычно, пришёл засвидетельствовать уважение вдовствующей королеве и позаниматься с её детьми. Сообщи её величеству, что я здесь.
— Вы обращаетесь со своим посохом, синьор приор, как воин с пикой. — Страж с подозрением смотрел на брата Томаса. — Если вы на самом деле приор, то где же ваши сопровождающие: человек, раздающий милостыню, эскорт, лошади?
— Я прибыл один и пешком.
Стражник покачал головой, так до конца и не убеждённый, но всё же сказал:
— Одну минуту, синьор приор, — и повернулся, бормоча себе под нос: — Они говорили мне, что в провинции деревенские манеры.
Решётка опустилась, и брат Томас услышат, как загремели засовы.
Вскоре появился дон Педро де Бобадилла, со странно осунувшимся лицом, шрамы на нём выделялись больше обычного. Он плечом отодвинул стражника в сторону и распахнул ворота.
— Тысяча извинений, ваше преподобие. Здесь все новенькие, подозрительные, с придворными манерами, вы сами можете это видеть. У них приказ самого короля никого не пускать. Входите, входите — и благословите этот дом, как вы никогда прежде этого не делали. Он нуждается в благословении.
— Дети заболели?
— Они уехали, все уехали, все прежние стражники, моя жена, даже моя дочь, свет моих очей, моя маленькая Беатрис.
